Некроскоп
Шрифт:
До того как Киф... — как бы это сказать — проснулся? — записи его были неряшливы, беспорядочны, в них отсутствовала точность. Но затем, в последние шесть-семь недель...
Как бы то ни было, тетради больше не существовали — они сгорели в пламени камина, и дым от них рассеялся в ночном воздухе.
Больше не будет возможности сравнить их — и это, наверное, лучший выход из положения. Слишком уж невероятной казалась сама возможность их сравнения... Теперь Ханнант мог просто выбросить глупые подозрения из головы. Такого рода мысли не должны возникать в голове человека с нормальной психикой.
Глава 4
Летом 1972
Но его “Волга”, такая же черная и блестящая, как его ботинки, наводила на иные мысли. Кроме того, его взгляд не был похож на невинно-удивленный взгляд туриста — это был взгляд человека, довольного собой и сознающего свою принадлежность к окружающему. Шедший навстречу ему со стороны фермы, где до этого кормил цыплят, Гзак Кинковши, землевладелец и хозяин, никак не мог определить, кто же это такой. Он ждал туристов в конце недели, но этот человек застал его врасплох Гзак с подозрением хмыкнул. Может быть, чиновник из Министерства земель и собственности? Один из наглых лакеев большевистских промышленников из-за границы? Да, следует быть очень осмотрительным. Во всяком случае, до тех пор пока он точно не выяснит, кто этот приезжий.
— Кинковши? — молодой человек оглядел его с головы до ног. — Гзак Кинковши? Мне сказали в Ионешташи, что у вас есть свободные комнаты. Я полагаю, что это и есть ваша гостиница, — он кивнул в сторону покосившегося трехэтажного каменного дома, стоявшего возле выложенной булыжником деревенской дороги.
Кинковши притворился удивленным, сделав вид, что не понимает, о чем идет речь, и нахмурясь уставился на Драгошани. Он не любил хвастаться своими доходами от туристов — по крайней мере не раскрывал их истинных размеров. Наконец он произнес:
— Да, я действительно Кинковши, и у меня есть свободные комнаты, но...
— Ну, так могу я здесь остановиться или нет? — нетерпеливо прервал его собеседник — разговор, похоже, уже начал ему надоедать.
Кинковши обратил внимание, что его модный и элегантный наряд выглядел довольно помятым после долгого пути.
— Я понимаю, что приехал на месяц раньше, но не думаю, что у вас сейчас так уж много гостей.
На месяц раньше! Теперь Кинковши вспомнил.
— А, так вы, должно быть, и есть господин из Москвы? Тот, который заказал комнату еще в апреле? Тот, который забронировал апартаменты, но не выслал аванс? Стало быть, вы господин Драгошани и ваша фамилия совпадает с названием городка, находящегося
— Как минимум, десять дней, — ответил Драгошани, — если простыни достаточно чистые, еда сносная, а ваше румынское пиво не слишком горькое.
Его взгляд непонятно почему вдруг стал свирепым и в" его облике появилось нечто угрожающее, так что Кинковши отпрянул.
— Мой господин, — начал он хрипло, — комнаты у меня настолько чистые, что вы можете есть прямо с пола. А моя жена готовит просто великолепно. Пиво у меня лучшее во всех Южных Карпатах. А люди у нас, пожалуй, ведут себя более воспитанно, чем у вас в Москве. Так нужна вам комната или нет?
Драгошани усмехнулся и протянул руку:
— Я просто испытывал вас. Предпочитаю знать, что представляет собой человек на самом деле. Мне нравится ваш боевой настрой. Вы настоящий местный житель, Гзак Кинковши: одеты как крестьянин, но в душе истинный воин. Вы говорите, что я москвич? Это с моей-то фамилией? Скорее можно сказать, что это вы чужак в здешних местах, Гзак Кинковши! Об этом свидетельствует и ваше имя, и ваш акцент. И то, что вы постоянно повторяете “мой господин”. Вы венгр, не так ли?
Кинковши всмотрелся в лицо собеседника, оглядел его с головы до ног и для себя решил, что тот ему нравится. Во всяком случае, гость обладал чувством юмора, и уже одно это располагало к нему.
— Дед моего деда — выходец из Венгрии, — сказал он, крепко пожимая протянутую руку, — но бабка моей бабки — валашка. А что касается акцента, то это местный говор. За последние десятилетия сюда приехало много венгров, и многие из них осели здесь. Так что я румын не в меньшей степени, чем вы. Только вот я не так богат, — он рассмеялся, отчего кожа на его лице сморщилась еще больше и обнажились желтые полустертые зубы. — Думаю, вы приняли меня за крестьянина. Ну, уж кто я есть, тот и есть. А что до “мой господин” — вы предпочитаете, чтобы я называл вас “товарищ”?
— О господи, нет! Только не это! — незамедлительно откликнулся Драгошани. — “Мой господин” вполне меня устраивает, спасибо, — он тоже рассмеялся. — Пойдемте, вы покажете мне эту вашу “английскую” комнату...
Кинковши повел его от “Волги” к высокому с остроконечной крышей зданию гостиницы.
— Комнаты, — ворчал он, — о, у меня много комнат. По четыре на каждом этаже. Если хотите, можете снять сразу несколько.
— Одной вполне достаточно, — ответил Драгошани, — если, конечно, при ней есть ванна и туалет.
— А, апартаменты! Тогда это будет верхний этаж. Комната с ванной и туалетом под самой крышей. Очень современно.
— Не сомневаюсь, — уже мягче ответил Драгошани. Нижний этаж дома был оштукатурен, и в песочного цвета штукатурку вдавлены камешки. Возможно, это было связано с поднимавшейся снизу сыростью. Стены верхних этажей были каменные. Дому, должно быть, исполнилось не менее трехсот лет. Это Драгошани вполне устраивало, поскольку облегчало возможность вернуться в прежние времена, к истокам происхождения и даже раньше.