Нектэрия
Шрифт:
— Где родилась, как жила до приезда сюда, чем занималась, — внимательно наблюдая за моей реакцией, сказал Макс.
— Родилась в Белоруссии, но прожила там не долго. Моя мама увезла меня на Дальний Восток, потом был Крайний Север, там закончила школу, и опять вернулась в Беларусь. Получив средне-специальное образование, пошла работать. Потом переехала в Украину. Работая, получила ещё два высших образования. А потом, когда заработала достаточно денег, построила здесь дом и переехала сюда жить. Ничего интересного, — равнодушно сказала я.
— Ты немало поездила по бывшему СССР, — добродушно произнёс Макс.
— Ага, — я улыбнулась, — везде успела пожить, и на востоке, и на севере и на западе. Поэтому, когда люди начинают обсуждать вопросы национальной принадлежности, и спрашивают мою национальность, я отвечаю — что я славянка. Потому что и Беларусь, и Россия, и Украина, дали мне что-то хорошее, и чему-то меня научила.
— А почему вы так часто переезжали?
—
— А кем ты работала?
— Сначала экономистом, а потом финансовым аналитиком. Предыдущий опыт работы и сейчас помогает мне зарабатывать деньги.
Макс задумавшись, замолчал. А я просто наслаждалась прекрасным солнечным днём, легким ветерком и красками осени, которые окружали меня. Вода была уже холодная и я, вынув ноги из воды, согнула их в коленях и обхватила руками, продолжала смотреть на речку. Спустя минут десять, Макс, спросил:
— Ты говорила, что с отцом вы не общаетесь, а с матерью?
— Созваниваемся. А раз в год или два, я езжу к ней в гости, на пару дней. Мы с ней не особо близки. Я больше близка с бабушкой.
— А друзья? Ведь когда ты жила в городе, у тебя были друзья? — он с любопытством смотрел на меня.
— Почему были, они и сейчас есть. У меня есть две подруги, мы с ними часто созваниваемся. Я крёстная мама у их детей. Видимся мы редко, но метко, — я опять улыбнулась. — Понимаешь, я считаю, что настоящих друзей, которым я могу доверять, не может быть много.
Мы опять замолчали. Я оглянулась, чтобы посмотреть, как там Кэсси с Агатом. Они паслись неподалёку и были спокойны, похоже, начали привыкать к Максу. Солнце поднималось всё выше и, не смотря на начало октября, воздух был по-летнему тёплый. Я бросила взгляд на сидящего в лучах солнца Макса, и, не удержавшись, сказала:
— А в мифах и легендах говорится, что вы не можете находиться на солнце.
— Лана, — с укором, произнёс Макс, — эти мифы и легенды мы сами и создали. У нас есть специальные отделы, которые контролируют СМИ и Интернет, мы сами забрасываем туда дезинформацию, чтобы запутать людей, которые нами слишком сильно интересуются. А большая часть людей вообще не верят в наше существование, и мы поддерживаем в них эту веру. Чем нелепее слухи, тем меньше вера в наше существование.
— Так что, солнце вообще на вас никак не влияет?
— Влияет, — вздохнул Макс, — на солнце мы теряем часть физической силы.
— Как это? — удивлённо спросила я. — Я видела с какой скоростью ты недавно бежал. Ты что можешь и быстрее?
— Я могу намного быстрее, особенно ночью. Днём мы быстрее устаём, становимся менее активными. Солнце нас изнуряет….
— А знаешь, я понимаю, о чём ты говоришь, — я перебила его. — Когда наступает лето, я стараюсь избегать солнца. Я становлюсь какой-то апатичной, не комфортно себя чувствую, любое движение требует неимоверных усилий.
Макс опять начал пристально разглядывать меня.
— Что? — недоумевая, спросила я.
— Ничего, — загадочно ответил Макс, и отвернулся.
Меня мучил один вопрос и, немного подумав, я решила его задать:
— Макс, а как ты стал вампиром?
— Если тебе интересно, — он повернулся ко мне, — я расскажу. Как говорила уже Анна, я родился в знатной итальянской семье. Я был вторым сыном, а это значило, что титул и деньги достанутся моему старшему брату. У меня было только три пути: военная карьера; служение церкви или изучение наук. Я всегда тяготел к знаниям, поэтому выбрал третий путь. Получив начальное образование в родном городе, я решил поехать учиться в Болонский университет. Первый год обучения ничем особенным не запомнился, я полностью погрузился в изучение наук. На второй год своего обучения я стал интересоваться происходящим и вокруг меня. В те времена получили распространение публикации ордена розенкрейцеров — «Весть о братстве», «Исповедь братства» и «Жидкая каша на свадьбе Христиана Розенкрейцера». Прочитав их, я был потрясен их взглядами на мир. Понимаешь, в то время Европу раздирали религиозные воины, между католиками и протестантами, а они открыто называли Папу Римского змеем и Антихристом. Они отрицали учение Птолемея, о том, что Земля центр Солнечной системы, обсуждали тайну сотворения мира, не признавали расовой, социальной или половой дискриминации в Братстве. Они мыслили прогрессивно для тех времён. Они утверждали, что все мыслящие люди должны вместе трудиться на благо человечества и постигать законы природы и Бога. Что им неведомы ни жажда, ни голод, ни болезни, ни старость. Как и любой молодой человек, я считал себя умным, много повидавшим и всё знающим. Юношеский максимализм, — он с грустью усмехнулся. — Я решил присоединиться к Ордену. Мне, в некоторой степени, повезло. В те времена Болонский университет был одним из лучших, и последователи Ордена розенкрейцеров нашлись и в нашем университете. Сначала, после вступления в Орден, я просто посещал разного рода собрания и принимал участие в дискуссиях. А спустя некоторое время меня пригласили на коллегию Святого духа. Именно там, я узнал всю
— Самое страшное зло всегда скрывается под маской самой прекрасной добродетели, — с грустью сказала я.
— Кто это сказал? — удивлённо спросил Макс.
— Не знаю, может и я. А может, я перефразировала, кого-то из древних философов, — что-то крутилось в моей голове, но уловить мысль я не могла.
Макс задумался, а потом продолжил:
— Мы не одно столетие строили систему, которая позволяет нам сейчас контролировать всё в этом мире. Ты даже не представляешь, насколько мы могущественны. Может быть, потом я тебе расскажу обо всём, если тебя это заинтересует, — я опять закивала головой, и он, улыбнувшись, продолжил. — Сначала я был рядовым членом клана. Я поступал в высшее учебное заведение и там, отбирая талантливых студентов, агитировал их для вступления в тайное общество, для дальнейшего их продвижения. Спустя пол века я уже преподавал, и сам создавал тайные общества, становясь их главой. Люди даже не подозревают, что за этими тайными обществами стоим мы. Названия всегда разные — Иллюминаты; Розенкрейцеры, Масоны. В северной Америке — это Череп и Кости; Свиток и Ключ; Олимпийцы, но смысл один — отобрать самых способных и заставить их работать на нас. Эта система работает и до сих пор, уже на протяжении четырёхсот лет. Правда, последние лет двести, мы создаём вампиров всё меньше и меньше. Стараемся поддерживать численность кланов на одном уровне.
— И сколько вас сейчас в вашем клане? — затаив дыхание, спросила я.
— Почти полторы тысячи человек.
У меня опять отвисла челюсть.
— Ты пойми, нам очень многие вещи нужно контролировать. У нас есть подразделения, которые занимаются только наукой, или политикой. Кто-то отслеживает СМИ и Интернет, кто-то работает с финансами. Есть отдельные боевые отряды, которые следят за кланами Лиги. Есть отряды, которые наблюдают за кланами Альянса. Есть специальные группы, которые в высших учебных заведениях отбирают будущих политиков и учёных. Даже есть группа, которая ищет таких, как ты. Нашему клану принадлежит почти вся Европа, и нам приходиться контролировать развитие всех государств, которые находятся на нашей территории, поэтому наш клан считается одним из самых больших. Такие большие кланы как наш, есть только в Южной Америке и Африке. Остальные меньше по численности. У нас по всей Европе разбросаны штаб-квартиры, куда стекается вся информация, от работающих на нас людей. А оттуда она уже попадает в главный клановый замок. Он находится в Швейцарии, недалеко от Берна. В самом замке живут только избранные. Дейм не любит суеты. Тебе там понравиться.
— Хм, так это вы не допускаете на территории Швейцарии последние двести лет боевые действия?
— Вообще-то, последние четыреста восемь лет. Прохождение войск по нашей территории не считай, — он улыбнулся.
Я опять задумалась. Размах их деятельности меня впечатлял.
— Неужели никто из работающих на вас людей, не понимает, кто вы такие? — спустя некоторое время спросила я.
— Нет. Здесь тоже всё давно отлажено. Всё зависит от сферы деятельности. Например, если это касается банков и промышленных предприятий, принадлежащих нам, то мы нанимаем управляющих компаниями, а сами выступаем в роли акционеров компаний, отошедших от дел. Как правило, управляющих мы меняем раз в семь-десять лет, для того, что не вызвать подозрения у работающих на нас людей, тем, что мы медленно стареем. Иногда мы устраиваем фиктивные несчастные случаи с акционерами, если кто-то из общества начинает сомневаться на наш счёт. Вампира, который представлялся учредителем, переводят в другое подразделение, а на его место ставят другого вампира и человек успокаивается, когда появляется более молодой наследник акционера. С учёными ещё проще, меняется организация, которая даёт грант на исследования, меняется и вампир, которые следит за разработками. Тоже самое и с остальными сферами деятельности. Члены нашего клана постоянно переходят из отдела в отдел. И потом, мы никогда не ищем внимания, поэтому контролируем прессу. Все наши предприятия и активы оформлены на разные имена и фамилии. Иногда, в некоторых больших банках или предприятиях, наши акции оформлены на 20–25 разных фамилий. И эти фамилии никогда не фигурируют в СМИ.