Некто Рвинский

Горский Евгений

– У нас объединение независимых художников, а я его председатель. Наш небольшой коллектив трудится над созданием различных шоу и постановкой спектаклей.

Вытащив маузер, он погладил его, как живого.

– А если мы откажемся? – сказал капитан.

– Тогда я буду вынужден вас расстрелять, но не беспокойтесь, мы сделаем это красиво, и вы не пожалеете. Всегда есть выбор – или вы художник, творец, или объект его творчества, – сделал Доберинский театральный жест маузером.

– Рудольф Фирзович! – сказал

стоящий рядом мальчик. – Отдайте мне этого мужика, – показал он на меня. – Я сделаю отличное представление с ножами.

– Конечно, Павлик! – Доберинский потрепал мальчика по голове. – Ты это заслужил.

Мне совсем не понравилась радостная улыбка юного творца и откровенно хищный взгляд, брошенный на меня.

– А с этим, что будем делать? – спросил интеллигентного вида мужчина в пенсне и с бородкой клинышком, наведя ствол винтовки на монаха.

– В монастырь мы со своим уставом не лезем, – назидательно сказал Рудольф Фирзович. – Пускай идёт другим путём.

Интеллигент недобро прищурился, блеснув стёклами очков.

– Итак, господа! Вы готовы присоединиться к нашему братству? – с пафосом произнёс Доберинский.

– Конечно! – громко сказал Орлов, незаметно подмигнув мне. – Это большая честь для нас.

– Иного ответа я и не ждал, – удовлетворённо улыбнулся Рудольф Фирзович. – Завтра проверим вас в деле, посмотрим, на что вы способны. А пока, господа, для вашего же блага необходимо связать руки во избежание необдуманных и поспешных действий.

Доберинский подал знак, и опытные мастера ловко скрутили руки за спиной капроновым шнуром, оставив свободным одного монаха. Поставили в середину вытянувшейся в цепочку группы и, словно гигантская змея, мы углубились по тропинке в лес.

Монах остался сидеть, невозмутимо наблюдая наш уход. Орлов крикнул ему, чтобы он позаботился о лошадях и, получив в ответ утвердительный кивок головой, спокойно пошёл вперёд.

Идти со связанными руками по узкой дорожке, петляющей среди деревьев, оказалось не так-то просто. Можно было легко потерять равновесие, споткнувшись о холмик или вытянувшиеся корни.

Меня насмешил кувырок капитана, улетевшего в заросли крапивы. Половина лица его покраснела и покрылась мелкими волдырями. Однако, как известно, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.

Продолжая улыбаться, я задел притаившийся камень и меня неудержимо повело в густой кустарник малины. Рухнув вниз, я поцарапал лицо колючими ветками и, вдобавок, больно ударился лбом в ствол дерева. С трудом поднявшись, я занял своё место в строю. В голове шумело, мысли путались, саднило поцарапанные места.

Игнатию Клиновичу повезло больше, и падать ему пришлось на ровном месте, когда вокруг были, только ягоды земляники. Немного испачканное лицо – это всё, что он мог себе позволить.

– Господа! Как быстро вы начали проявлять свои способности! –

Доберинский с удивлением разглядывал наши физиономии. – Нам нужны такие специалисты.

Заброшенная деревня, куда мы прибыли после непродолжительного перехода, очевидно, служила временным пристанищем для этих кочевников. На окраине нас встретили вооружённые до зубов и, при этом, странно молчаливые люди. Видимо, в нашу честь они устроили небольшой фейерверк, стреляя из ракетниц прямо над головами.

Доберинский приветливо помахал рукой, когда ослепительный шар промчался так близко, что опалил мои волосы, а в воздухе ощутимо запахло жареным.

– Поручик, вы в порядке? – послышался голос Орлова.

Говорить не хотелось, любая мысль казалась просто ненужной и глупой. Откуда-то слева выплыло лицо Муромцева. Вдвоём с капитаном они стали разглядывать меня, как консилиум врачей изучает любимого пациента.

Я равнодушно следил за ними, а на голове продолжали слегка шевелиться и потрескивать обожжённые волосы.

– Господа, хватит секретничать! Чего вы там застряли? – Доберинский не спеша подошёл к нам. – Ну, подумаешь, молодому человеку укоротили причёску. Я приглашаю вас к себе в гости.

В старой избе, куда нас привёл Рудольф Фирзович, было не слишком уютно. Всё покрывал толстый слой пыли.

– Мы здесь со вчерашнего дня, – сказал Доберинский. – Поэтому ещё не обжились. Обстановка такова, что приходиться часто менять месторасположение, бывает больше двух суток и не задерживаемся.

Рудольф Фирзович смахнул пыль с кровати в углу и, усевшись, достал курительную трубку. Мы разместились на старых стульях, сильно скрипевших и шатавшихся, поэтому из опасения, что спинка может отвалиться, я сидел, не решаясь опереться на неё.

В доме мы были одни с Доберинским, но учитывая наши связанные руки, он ничем особенно не рисковал. Рудольф Фирзович курил, наблюдая струящийся дым и периодически делая глубокие затяжки.

– Что у вас общего с монахом? – вдруг последовал неожиданный вопрос, когда я начал уже потихоньку дремать.

– Ничто, – усмехаясь, ответил капитан.

Доберинский задумчиво взглянул на него.

– Я верю в нирвану и реинкарнацию, – сказал он, после непродолжительной паузы. – А во что верите вы?

Не дождавшись ответа, Рудольф Фирзович недоверчиво покачал головой, продолжая рассматривать плавающие кольца. Затем, он сильно затянулся и выпустил густую струю дыма. У меня запершило в горле и, согнувшись, я сильно закашлялся.

Доберинский помахал рукой, разгоняя смешавшийся с пылью дым.

– Мир – это иллюзия, не так ли? – пнул он коробку на полу и, сморщившись от боли, крепко выругался, когда оттуда вывалились кирпичи.

– Вам виднее, – усмехнулся капитан.

Некоторое время Рудольф Фирзович молчаливо сидел, задумавшись.