Нелегкий выбор
Шрифт:
— Фэрил, тебе плохо?
Та поспешно обернулась, спрятав руку за спину.
— Вовсе нет, с чего ты взяла? И что ты здесь делаешь?
— Вообще-то я собиралась довести макияж до совершенства, но остановилась немного пожалеть себя.
— Пожалеть себя? Чего ради? — изумилась Фэрил. — Да ты живешь самой потрясающей жизнью, какая только возможна!
— И что же в моей жизни потрясающего? — Лэйни тяжело вздохнула. — Может, каморка в Манхэттене? Или унылая работа в «Карпатии Эмпайр»? Или…
— Перестань! — возмутилась
— Талантливый дизайнер, который переводит персонажи мультяшек на детские чашки и почтовые марки… и которого бьют по рукам за любую самодеятельность.
— Тем не менее ты каждый день окунаешься в сказку, общаешься с интересными, творческими людьми да еще и получаешь за это жалованье!
— Не забудь упомянуть, что еще я каждый вечер наблюдаю, как мой любимый человек отправляется домой, к жене.
Лэйни поднялась на последние ступеньки и добавила:
— Прости, я не хотела говорить о грустном. Просто в праздники грустное особенно остро вспоминается.
— Давай все же доведем твой макияж до совершенства, пока гости не собрались.
Фэрил подтолкнула подругу к спальне, надеясь, что голос звучит достаточно беспечно. Стоя за спиной Лэйни и наблюдая, как та расчесывает светлые, слегка вьющиеся волосы, она думала: все это какое-то безумие! Как можно считать мою жизнь образцом для подражания, когда она находится на грани полного хаоса? Я вот-вот переверну с ног на голову весь свой мир!
Страх и нетерпение встрепенулись в ней — почти забытая, но когда-то знакомая смесь, когда-то часть ее жизни. Это было годы и годы назад, еще до брака с Джоном, до рождения детей. Ощущение было отталкивающим и притягательным одновременно, как наркотик, от которого удалось излечиться.
Несколько секунд Фэрил прикидывала, не поделиться ли своим секретом с Лэйни. Каким облегчением это могло быть! Но она безжалостно подавила порыв, думая: «Господи Боже, никто не поймет! Я сама мало что понимаю. Но как бы это ни было опасно, нельзя позволить, чтобы меня отговорили».
Чтобы отвлечься, она подняла густые пряди волос, прикидывая, какой тяжелый получился бы узел. Лэйни глянула на ее отражение в зеркале.
— Кто скажет, что эта женщина ведет жизнь добропорядочной матери семейства? С твоей внешностью можно исполнять танец живота где-нибудь на Таити. Одно время я думала, что этим и кончится.
— Учти, ты не сделала мне комплимента, — недовольно заметила Фэрил. — Ты рассуждаешь точь-в-точь, как моя мать.
Лэйни поджала губы и сказала тонким, слегка визгливым голосом:
— Сегодня Фэрил запрещается подходить к телефону! Она нарочно не надела в школу пластинку для исправления прикуса.
Фэрил невольно рассмеялась.
— Да уж, мать цеплялась к каждой ерунде!
— Что ж, ее трудно винить. Хорошо еще, что она не все знала о твоих выходках.
— Перестань, я была само послушание…
— Ну
Лэйни выбрала губную помаду ярко-красного цвета, подержала ее у лица, кивнула и принялась за макияж.
— Хм, — Фэрил вздохнула с оттенком сожаления, — его звали Кенни Парселл. Подумать только, я все забыла…
— Что это за сентиментальные вздохи? В тот раз даже я была в шоке! Удивительно, как тебя не пристукнули и не изнасиловали!
— А мне нравилось шокировать, особенно тебя. И себя, если честно.
«Мне до сих пор это нравится», — подумала Фэрил, рассеянно скользя щеткой по волосам.
Лэйни не спеша прошла к окну, за которым открывался вид на соседний дом, и вгляделась в сумерки. Мужчина и женщина появились из парадной двери. Она уже встречалась пару раз с соседями Фэрил. Тэплинжеры… Хельмут и Шугар, кажется.
— Эта история с Парселлом — не самый большой шок, который я испытала по твоей милости, — заметила она, не поворачиваясь.
— Нет, конечно. Самый большой случился на первом курсе колледжа.
Фэрил тоже подошла к окну, остановилась рядом. Лэйни задумчиво кивнула. То раннее субботнее утро она помнила прекрасно: ее разбудил телефонный звонок: Фэрил спешила объявить новость.
— Что?! Ты выходишь замуж за «Муссолини»? — закричала Лэйни, едва выслушав.
— Он прелесть, и я люблю его. А тебе предстоит быть подружкой невесты, так что перестань вопить и займись поисками длинного розового платья. И постарайся забыть гадкое прозвище, которое ты только что употребила, о’кей?
— Это прозвище придумала не я, а ты, — ехидно напомнила Лэйни, — и притом на первом же свидании!
— Если такое и было, то быльем поросло. Забудь! Двенадцатого апреля я стану Фэрил Бекли Коул, обожаемой женушкой Джона. А ты готовься стать крестной наших шести сыновей и шести дочерей… и ни крестником меньше, уж поверь мне!
— Если мне не изменяет память, крестные занимаются религиозным воспитанием крестников, — сказала Лэйни, буквально источая ехидство. — Мне что же, придется их водить в синагогу?
— Подумаешь, напугала! — засмеялась Фэрил. — Води на здоровье, только не забудь рассказать им также про Санта-Клауса и про пасхальные крашеные яйца!..
… — Ты думала тогда, что я спятила, раз собираюсь замуж? — спросила Фэрил, и Лэйни вернулась к действительности.
— Конечно. — Она улыбнулась, но, заметив выражение лица подруги, торопливо добавила: — Это я раньше так думала, но теперь считаю, что ты просто молодчина… оглянись вокруг!