Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

Курганов Ефим

Возникающая ситуация НЕ-ДИАЛОГА и есть эстетический нерв анекдота, есть то, ради чего, собственно, он и рассказывается. Главное тут заключается не в комизме, а в энергии удара, в столкновении разных конструктивных элементов. Достоверное, убедительное, эффектное соединение несоединимого и объясняет характер острия анекдота.

Вообще жанр этот в целом представляет собой своего рода психологический эксперимент – моделирование неожиданной, трудно представимой ситуации. При этом совершенно обязательным является одно условие: ситуацию нужно показать именно как реальную, может быть, на первый взгляд и странную или хотя бы нелепую,

но при этом вполне согласующуюся с внутренними законами нашего мира. Ни в коем случае не должно возникнуть ничего похожего на произвольное, эклектичное соединение разных психологических структур. Соединение это должно выглядеть при всей неожиданности по-своему оправданным, по-своему мотивированным. Приведу в качестве примеров два анекдота об А. Л. Нарышкине. Они, по канонам жанра, построены на столкновении разных смыслов; мотивировка же остроумных и неожиданных ответов А. Л. Нарышкина коренится в его репутации – он был знаменит своими долгами:

– Отчего ты так поздно приехал ко мне? – как-то раз спросил его (А. Л. Нарышкина. – Е.К.) император.

– Без вин виноват, Ваше Величество, – отвечал Нарышкин, – камердинер не понял моих слов: я приказал ему заложить карету; выхожу – кареты нет. Приказываю подавать – он подает мне пук ассигнаций. Надобно было послать за извозчиком [8] .

Раз при закладе одного корабля государь спросил Нарышкина:

– Отчего ты так невесел?

8

Исторические рассказы и анекдоты из жизни русских государей и замечательных людей XVIII и XIX столетий. СПб, 1885. С. 284.

– Нечему веселиться, – отвечал Нарышкин, – вы, государь, в первый раз в жизни закладываете, а я каждый день [9] .

Мгновенное переключение в финале эмоционально-психологических регистров и есть закон пуанты в анекдоте.

Очень часто закон этот осуществляется через реализацию метафоры. Данное обстоятельство связано с тем, что соединение в анекдоте несовместимых логико-психологических структур не может быть совершенно произвольным. Нужна своего рода зацепка, оправдывающая, объясняющая столкновение. Происходит следующее: берется метафора, а в финале ВДРУГ дается ее буквальное прочтение, то есть подключается взгляд человека, находящегося за пределами той системы представлений, одним из выражений которой является введенная в анекдот метафора. Поэтому функция метафоры в анекдоте зачастую сводится к роли такой вот зацепки. Метафора фактически объясняет, почему не совпадающие друг с другом измерения вдруг оказываются рядом и почему это правомерно.

9

Пыляев М. И. Старый Петербург. СПб, 1889. С. 113.

В результате ввода метафорического ряда, а затем его деметафоризации происходит игровое, эстетически наполненное смешение двух планов – реального и образного. Последний в итоге как бы разлагается на составные элементы, и тогда «уставшая» метафора

освежается.

Таким образом, в анекдоте постоянно происходит процесс, который можно назвать ОМОЛОЖЕНИЕМ МЕТАФОРЫ.

Совершенно типична ситуация, когда, скажем, записной «острослов-проказник» (формулировка Ю. М. Лотмана), сознательно играя в непонимание, ставит рядом понятия, выражаемые сходными или даже внешне идентичными словесными образами, но, по сути, глубоко отличными друг от друга, то есть осуществляется точно спланированная подмена одного понятия другим. И в финале текста происходит взрыв, который как раз и является эстетическим оправданием анекдота.

Весьма устойчив и такой вариант. В анекдоте буквально с первых же слов задается определенное направление, предполагающее соответствующие реакции читателей или слушателей. В финале же врывается реплика некомпетентной точки зрения, не способной понять ситуацию и потому ненароком разрушающей сложившуюся систему значений. Носитель некомпетентной точки зрения на самом деле принимает одно понятие за другое, он просто «не врубается» в метафору; иными словами, сознательной, заранее продуманной подмены тут уже не происходит – она случается спонтанно, что только добавляет тексту анекдота особой пикантности и остроты.

Жена Педрилло (придворного скрипача и по совместительству шута при Анне Иоанновне. – Е.К.) была нездорова. Ее лечил доктор, спросивший как-то Педрилло:

– Ну что, легче ли жене? Что она сегодня ела?

– Говядину, – отвечал Педрилло.

– С аппетитом? – любопытствовал доктор.

– Нет, с хреном, – простодушно изъяснил шут [10] .

Однако все-таки довольно часто в финальной реплике анекдота проявляется не позиция носителя некомпетентной точки зрения, а сознательная установка, имеющая целью демонтаж складывавшейся на протяжении всего текста иерархии значений:

10

Полное и обстоятельное собрание подлинных исторических, любопытных, забавных и нравоучительных анекдотов четырех увеселительных шутов Балакирева, Д’Акосты, Педрилло и Кульковского: в 4 ч. Ч. 3. СПб, 1869. С. 140.

Однажды князь А. С. Меншиков в числе других сопровождал императора Николая Павловича в Пулковскую обсерваторию.

Не предупрежденный о посещении императора, главный астроном Струве в первую минуту смутился и спрятался за телескоп.

– Что с ним? – спросил государь.

– Вероятно, Ваше Величество, – заметил Меншиков, указывая на знаки отличия свиты, – он испугался, увидев столько звезд не на своем месте [11] .

Была у него (имеется в виду И. А. Крылов) рожа на ноге, которая долго мешала ему гулять, и с трудом вышел он на Невский.

11

Наш мир. 1924. № 31. С. 310.

Вот едет мимо приятель и, не останавливаясь, кричит ему:

– А что, рожа прошла?

Крылов же вслед ему:

Конец ознакомительного фрагмента.