Нелинейная зависимость
Шрифт:
За такую подлость следовало бы убивать. Хотя нет, смерть — это ведь не наказание. Смертная казнь хороша лишь в качестве окончательного избавления общества от преступника, а в качестве наказания или острастки она совершенно бессмысленна. Ведь погибший от рук палача уже не может оценить степень соответствия наказания проступку.
Нет. Самым верным и адекватным наказанием для Галины было бы пожизненное заключение или унизительная каторга. Положение, в котором до конца дней каждый желающий мог бы вытереть об нее ноги. Чтобы
Придумывание наказания во всех мелочах окончательно успокоило Андрея.
«Все, хватит беситься, — усилием воли решил он. — Нужно трезво рассудить, как быть дальше».
Вот только информации не хватало. Зачем Галина делает то, что делает? Как можно повлиять на это и можно ли вообще? Ответы на эти вопросы можно было получить лишь экспериментальным путем, но у Андрея не было для этого ни времени, ни возможности.
Он посмотрел на отвернувшегося к стене Володю, но снова не решился его позвать. Условность, разделяющая ученого и подростка, оформилась в воображении рекой раскаленной лавы. Но река эта была странной, анизотропной какой-то рекой — Володя смог ее перейти, а Андрей не решался.
«А может, к черту условности, — подумал он. — Ведь этот сопляк даже не знает, кто я такой. Ему, поди, все равно. Мужик и мужик, какая разница. Для него унюханная кокаином поп-звезда имеет авторитет куда больший, чем все ученые, вместе взятые. Скорее всего. К тому же Володя почему-то подошел первым, наверняка ведь не из чистого альтруизма, значит, в этом разговоре был у него свой, непонятный пока интерес».
— Володя, — позвал Андрей, стараясь, чтобы голос звучал как можно непринужденнее. — Тебя можно на пару слов?
Подросток медленно обернулся и поднял голову, всем видом изображая ленивое недовольство.
— Что, припекло? — усмехнулся он.
Андрей не знал, что ответить. Вернее всего было бы послать этого придурка подальше, желательно в тех выражениях, к которым он привык на тусовках. Но это означало бы полную потерю контакта, на этот раз навсегда.
— Я хочу с тобой поговорить. — Андрей постарался обойти скользкую формулировку ответа. — Ты знаешь о чем.
— Так припекло или нет? — злорадно улыбнулся Володя.
Андрей почти физически почувствовал жар, идущий от реки раскаленной лавы.
— Да, — с трудом подтвердил он. — Припекло.
— Ну так иди сюда. — В глазах парня мелькнула злая смешинка. — Поговорим.
«Сволочь какая… — с нарастающей злостью подумал Андрей. — Как таких только носит земля?»
— У меня ноги обожжены, ты же знаешь, — как можно спокойнее ответил он.
— Такими темпами они за два дня заживут, — пообещал Володя. — Режим номер четыре очень мощный. Как сможешь, приходи, поболтаем.
Андрей почувствовал отчаянное бессилие, замешанное на злости, почти на ярости — слишком уж много возомнил о себе сопляк.
Вспомнилась игра «Принц», когда Андрей стоял перед сверкающим сфинксом и скрипел зубами от бессилия. Это показалось ему очень похожим на сегодняшнюю ситуацию. Андрей отвернулся к стене, чтобы никто не мог видеть отражения чувств на его лице. Все-таки люди очень странные существа, большинство из них норовит подтолкнуть оступившегося, вместо того чтобы подать ему руку. Взять того же Володю…
Андрей вздохнул и прикрыл веки.
Ничего обидного парню сказано не было, просто Андрей провел границу, которая разделяет людей разного возраста и разного статуса. Тактично провел — только пострадавший может решать, кого посвящать в свою проблему, а кого нет. Никакой грубости, ни малейшего унижения. Но разве втолкуешь это подростку, который не видит разницы между собой и другими? Который уверен, что ничем не хуже старших, хотя ничего еще в жизни не сделал и даже не знает толком, что мог бы сделать полезного.
Вот Володя и вскрысился, как годовалый щенок, пытающийся выстроить новую иерархию в стае. А не надо ее выстраивать, она уже есть и подкреплена объективными причинами. Старшинством, образованием, заслугами, жизненным опытом. Пройдет время, и новое поколение займет место, которое сейчас занимают Андрей и ему подобные. Не все поколение, конечно, а лучшие его представители. Остальным же, выражаясь фигурально, лежать на картонке в подъезде, довольствоваться обочиной вместо дороги. По дороге пойдут лишь сильные и смелые, образованные и трудолюбивые…
Андрей даже представил эту дорогу — широкую вытоптанную полосу посреди степи, ведущую к озаренному восходом горизонту. Дорога была густо заполнена разноликой толпой — чем ближе к середине, тем чище одежда, тем благороднее внешность. А по обочине уныло брели бомжи со сбитыми в кровь ногами, немытые, вонючие, отталкивающие своей никчемностью.
Как-то незаметно бомжи превратились в нищих с корявыми посохами. Брели они так же уныло, но рваные куртки превратились в дырявые рубища, а на лицах появились струпья проказы и следы давней оспы. Ближе к середине дороги мелькала одежда поприличнее, почище — белые хитоны, сандалии, кое-где поблескивали пластины римских доспехов и покачивались гребни бронзовых шлемов.
В центре толпы двигались всадники в богатом убранстве и колесницы, запряженные четверками разгоряченных коней. Чернокожие невольники несли носилки с лысоватыми мужчинами и полногрудыми женщинами, над головами господ покачивались опахала из пальмовых листьев и павлиньих перьев. Было шумно — шарканье тысяч ног складывалось в непрерывный шорох, позвякивало железо, ржали кони, кричали ослы, скрипели и грохотали деревянные колеса повозок. Пыль поднималась выше колен и оседала в придорожную траву, делая ее желто-рыжей.