Нелюбимая для босса

Романовская Ирина

Мужчина сводит брови к переносице и вопросительно смотрит на меня. Его пресс, плечи, шея напрягаются, рельеф натренированного тела становится еще выразительнее.

Внезапно рогатые чёртики вытесняют милых ангелочков в подгузниках из моей головы и начинают с придыханием шептать на ухо, что мне стоит остаться рядом с Титовым. Соблазняют меня красочными картинками того, как я неспешно завтракаю вместе с привлекательным мужчиной, а затем лично провожу тактильную ревизию шести прокаченных квадратиков пресса на его животе.

Через силу

опускаю веки и считаю до пяти, глядя в потухший экран телефона.

На папу забивать нельзя. Отец важнее этого идеального пресса. Тем более нельзя так нагло врать папе. Он этого не заслуживает.

Утвердительно киваю сама себе и еще раз прошу ничего непонимающего Дениса назвать адрес квартиры.

— Я хочу заказать машину к подъезду, но не знаю какую улицу и дом указывать.

— Куда ты так торопишься, Влада?

— Мне очень надо к папе. Прости.

Безумно горько отказываться от завтрака, который мужчина приготовил лично для меня своими руками, но время безжалостно поджимает. Чем раньше я вернусь домой, тем меньше шансов, что там меня ожидает грандиозный скандал.

Титов, конечно же, пытается выяснить, что произошло. Я обещаю рассказать все ему чуть позже. Целую в губы и поспешно прощаюсь.

Понимаю, что со стороны мой побег выглядит очень странным. Особенно с учетом того, что именно я вчера просила меня забрать из дома. А теперь сама же спешу туда обратно.

Но правдивый рассказ о моем вчерашнем побеге из родительской квартиры выглядит, как по мне, жалким оправданием. Особенно, если взять во внимание, что мне давно не пятнадцать и я имею право выходить из дома.

Пока еду в такси, мысленно прокручиваю варианты, которые скажу папе, если он спросит почему я ездила на работу в выходной день.

Экстренное совещание на котором бухгалтерия должна присутствовать в полном составе? Горящий отчет в начале текущего месяца? Или банальный субботник?

А-а-а-а. Каждый вариант кажется ужасно глупым, в отличие от горькой правды.

Открыв ключами входную дверь, я осторожно переступаю порог квартиры. Останавливаюсь в прихожей и прислушиваюсь к царящим звукам в помещении.

В уши бьет оглушающая тишина. Дома, судя по всему, никого нет. А так как на моем мобильном телефоне отсутствуют пропущенные звонки, то, кажется, папа и мачеха действительно поверили в то, что я уехала на работу.

С облегчением выдыхаю и снимаю пальто с плеч. Не обращаю внимания на тот шум, который создаю своими движениями.

«Тру ля, ля…» — напеваю тихо под нос и, подхватив сумку с вещами, шагаю по коридору в свою комнату.

— И где ты была, Влада?

Строгий голос отца раздается справа, когда я прохожу мимо зала. Папа сидит на диване, скрестив руки на груди. Его взгляд и тон голоса не сулит для меня ничего хорошего.

— О, привет, пап! — с напускным весельем говорю я. Сама же судорожно глазами скольжу по комнате в поисках

остальных жителей нашей квартиры. — А где Инга и Валя?

— В магазине, — без заминки отвечает папа.

Он продолжает сидеть неподвижно на коричневом диване и внимательно следит за моими нервными движениями. — Не увиливай от вопроса, дочь.

— Пап, я все тебе объясню.

— Уж постарайся. Только так, чтобы я все понял.

Бросаю сумку и прячу глаза в пол.

— Я была на работе, — дергаю трясущиеся пальцы и зачем-то снова вру, — но мне стало не хорошо и меня отпустили домой.

— Влада, ты меня за дурака держишь? — Отец впервые повышает на меня голос. Я поднимаю голову и вижу напряженную шею родителя. Никогда не видела его настолько эмоционально раздраженным и злым. — Где ты была всю ночь? Ты думаешь, что я и Инга совсем слепы? Считаешь, мы не заметили подмены в виде подушек и плюшевого медведя, которые ты смастерила на кровати?

— Пап…

— Не папкай! — мои плечи дергаются от громкого окрика. — Влада, тебе сколько лет, что за детские выходки? Где ты была? Куда ты сбежала и почему? Трубку не берешь, оставляешь дурацкую записку на столе. Что происходит? Ты опять с плохой компанией связалась? Мне, как раньше, теперь тебя за руку водить везде и следить за твоими передвижениями?

— Нет, конечно. Ничего такого я не делала. И не знала, что ты звонил. На моем мобильном нет ни одного звонка от тебя. Вот смотри.

Я достаю телефон из кармана и показываю его отцу. Он бегло скользит взглядом по экрану и возвращается к моему лицу.

— Ты могла все удалить.

— Ничего я не удаляла. Я клянусь! Просто…. — Слезы сами катятся по щеке. — Просто мне необходимо было выйти из дома. Пап, я правда стараюсь принять твою новую семью и будущего ребенка, но… Но это дается с большим трудом. Один день я думаю, что справлюсь, а потом…, — я не хотела плакать, но слезы все равно прорвались наружу. Быстро стираю холодными пальцами влажные капли и продолжаю говорить: — Настолько тяжело, что я порой задыхаюсь в этих стенах, пап. Инга вчера меня так напугала, я чуть не захлебнулась в ванной. Ей, видите ли, показалось, что я что-то делаю с собой. Зачем ты ей рассказал, что со мной произошло, пап? За-а-чем? Она под этим предлогом постоянно лазит по моим ящикам и роется в моих вещах. Ее никаким боком не должны касаться мои дела.

Грудь отца вздымается вверх, ноздри раздуваются пуще прежнего. Кажется, вот-вот и он начнет крушить все вокруг. Я жмурюсь от страха.

Не уже ли моя небольшая ложь довела папу до такого состояния?

Вместо крушений и громкого скандала, папа закрывает глаза и медленно выдыхает через рот. Жилка на его шее все еще раздута настолько, что пульс можно считать даже не прикладывая к ней пальцы.

— Влада, где ты была? — тихо, но жестко вновь спрашивает отец.

— У молодого человека дома, — с писком признаюсь я, глядя на свои потеющие ладошки.