Нелюбовь
Шрифт:
встретимся. Обязательно.
– Я буду ждать, - поверил он ей.
– Только не переживай так.
– Ладно. Иди, - сказала она ему, оттолкнув его пальцами.
– Я буду ловить такси.
– Я помогу. Куда тебе?
Рита совсем не хотела называть, куда ей было нужно. Она нервничая сказала:
– Ну иди, иди. Не помогай мне.
Он, как обычно, послушался ее и пошел, оглядываясь, зажав в кулак руку с цифрами.
Вечер настал.
Рита лежала с фотографом на постели, завернувшись в полотенце. Он же, докуривая, лежал под одеялом, торчали только его голые плечи. Он говорил:
– Ну давай, иди под одеяло.
– Тут позвонил телефон. Рита вздрогнула.
– Не бери!..
– Но он уже взял и уверенным тоном сказал: - Да! Да. Да...
– Тон с каждым "да" у него менялся. Очень удивленный, он протянул ей трубку и сказал: - Тебя какой-то Миша. Кто такой Миша?
– Боже мой...
– тихо-тихо сказала Рита, зажав руками рот и правую щеку.
– Ну зачем ты взял трубку?!
– Он держал трубку в руке. Он хотел ее положить, разъединить. Но это было бесчеловечно. Она взяла трубку, и уже наверняка зная, что скрывать нечего, сказала:
– Да... Зачем ты звонишь? Тебе не надо было этого делать.
– Она говорила это с большим сочувствием.
– Ой нет! Не надо, не надо, - быстро заговорила она. Фотограф тоже заволновался вслед за ней. Смешно было смотреть, как его озабоченное лицо теперь не подходило, не сочеталось с белой постелью рядом с девушкой.
– Не приезжай. Не надо. Я прошу тебя, не позорься, пожалуйста, не надо, это я тебе точно говорю...
– Тут их разъединило. Она потрясенно сказала: - Он сейчас приедет.
Фотограф подумал немного и возмущенно сказал:
– А кто он такой?
– А!..
– неопределенно промямлила она. Голос у нее пропал. Она ничего не могла объяснять. Все силы у нее ушли в стук сердца.
Она медленно сползла с кровати, села, нащупала на стуле свою одежду, чтобы одеться и встретить Мишу одетой. Фотограф все еще продолжал лежать голым со своим неподходящим лицом, его охватывало возмущение. Он прокашлялся и сказал:
– Ну, во-первых, я его не приглашал...
Она натягивала, как во сне, коричневое, похожее на школьное платье. (0на его еще носила в школе, оно было очень старое, сшитое по старой моде, сильно обтягивающее, с белым воротником.) Оно совсем не сочеталось в свою очередь теперь и с голым фотографом, и с раскрытой белой-белой постелью.
– Боже, боже мой, более мой... что мне делать, я ужасная, боже мой, приговаривала Рита, тряся головой, полосками волос, упавших на щеки. Она даже ни разу не заглянула в лицо фотографу. Она считала себя теперь хуже всех - ей не было оправдания, она испытывала самые глубочайшие угрызения совести, самые сильные, какие она только испытывала в своей жизни до этого момента и после. Лицо у нее сделалось глубоко трагическим и растерянным. Далее изменились черты лица, как перед казнью, - они обострились. Дрожащими руками она застегивала на себе бесконечное число крючков, придуманных старой модой сбоку на платье. Она была близка к обмороку, и даже если бы ей кто-то сейчас что-то говорил, она бы все равно не услышала, потому что в голове у нее шумело, как будто ее несло куда-то по ветру с великой скоростью, в полном мраке.
– Что-что-штошто?
– обернулась она к нему через плечо, посмотрела на него изменившимся безумным немного взглядом. Он все еще вальяжно продолжал лежать, хотя сигарета его потухла рядом с его растревоженным озабоченным лицом. В свою очередь, он очень дивился перемене, произошедшей в Рите. Она щелкнула последним крючком и побежала в темный коридор и остановилась у дверей, словно она ожидала ареста, никак не меньше. Она стояла в темном пыльном коридоре и слушала беззвучные звуки, и это была очень
– Вы кто такой?
– громко спросил между тем фотограф, продолжая играть свою непонятную роль. Голос у него был недовольный и резкий.
– Я?
– серьезно отозвался из-за двери Миша, переминаясь с ноги на ногу и заглядывая на Риту.
– А вы кто такой?
Фотограф вздрогнул. Двери он не открывал и, гордо выпрямившись, стоял приблизившись к стеклу, стараясь рассмотреть стоящего против света мальчика-юношу. Свет бил прямо в лицо смотревшим, как наиболее провинившимся, и стояла просто черная высокая фигура, и совсем не по-хулигански переминалась с ноги на ногу...
– Ты его знаешь?
– спросил фотограф, обращаясь к Рите уже другим голосом.
– Знаю, - сказала она, - это Миша. Тогда он проявил мужество - иначе бы это было совсем не по-мужски: струсить вроде и не открыть двери - он открыл дверь. Миша двинулся вперед, но фотограф не уступил ему дороги, а опять повторил:
– Кто вы такой?
– А вы кто такой?
– спросил тот дрожащим от волнения голосом. Он был поразительно бледным, когда он приблизился, стало различимо его лицо во всех подробностях. Губы у него были тоже белыми, как будто у него вырвали сердце или вылили всю кровь.
– Кто вы такой?
– сказал он ужасным голосом. Как вы можете?..
– заговорил он, не умея подобрать слова. Он оглянулся на Риту. Она сказала, продвигаясь, чтобы встать между ними:
– М-мммммми...
– она встала между ними, переводя взгляд с одного на другого. Она опять стала улыбаться, как дурочка, в такой момент, рукой она стала ловить свою улыбку на лице, но никак не могла правильно попасть, чтобы зажать себе рот, а попадала то в щеку, то в лоб худой холодной рукой.
– Ты, - сказал Миша наконец, кое-как
подобрав выражения, - в школьном платье и он - старый!..
– Все, он больше ничего не мог произнести.
– Ну что?
– спросил деловито холодно-оскорбленный фотограф.
– Выгнать его что ли?
– Нет...
– сказала Рита, а почему она не сказала "да"? Она и сама не смогла бы объяснить. Она просто что-то произносила.
– Ну так ты что, будешь с ним разговаривать?
– спросил он у нее язвительно, продолжая оставаться обиженным,
– Да. Я поговорю с ним, - отозвалась она. Он удивленно посмотрел на нее и гордо отошел в сторону, потом быстро пошел к себе а квартиру и стал поспешно одеваться, чтобы не быть больше в этом смешном халате и с голыми ногами - это-то он понял.