Немцы

Дивов Олег Игоревич

— Водка! Водка! Серенький козлик! — орет Гуннар профессиональным пасторским голосом, и Игорь хохочет до слез.

Саша только грустно улыбается. Саша с годами

стал очень сентиментален, но старательно давит это в себе и лишь при братьях выпускает сокровенное наружу. И когда Гуннар, как полвека назад, затягивает «Из-за острова на стрежень», Саша вспоминает отца, родимый дом, проклятую войну, тот мост и двоих с пулеметом — вспоминает все. И еще серый берег холодной реки. И ему хочется плакать.

Иногда он действительно пускает пьяную слезу: по упущенным шансам, по несостоявшемуся всеобщему счастью, по бездарно растраченным жизням немцев, русских, англичан, американцев. Ему всех жалко. Братья знают это за ним и очень ему сочувствуют. Добряк Гуннар — искренне, холодноватый Игорь — несколько через силу.

Саша написал свой роман в жанре альтернативной истории — обо всем

этом. Назвал его «Фатерлянд». Надеялся, что люди прочтут и задумаются.

Но роман получился так себе и прошел незамеченным.

Игорь глядит на плачущего Сашу и наливает ему твердой рукой в старческой «гречке» еще рюмочку.

Над головой Игоря, над его креслом в столовой, висит портрет государя. Только не действующего, а Миротворца.

Игорь говорит, портрет ему нужен, потому что русские — без царя в голове, и он так компенсирует свою интеллектуальную недостаточность. А Миротворец — потому что был последний настоящий русский царь, таких больше не делают.

Иногда Саше хочется запустить в портрет рюмкой, но Саша сдерживается. Он уверен, что знает точно: все могло быть иначе, если бы не царь. Он ненавидит царизм. Но швыряться в портреты — это слишком по-русски.

А горевать о том, что не сбылось, — это вполне по-немецки.