Немецкие гренадеры. Воспоминания генерала СС. 1939-1945
Шрифт:
Противник прорвался в Алексеевку в ночь с 13 на 14 февраля и потеснил нас к центру поселка. Бой достиг своей кульминации. Солдаты сражались с мужеством, происходившим от отчаяния, но вскоре выяснилось, что отступать уже некуда. В этой безнадежной ситуации события развивались стремительно. Расположившись вплотную друг к другу, наши бронемашины открыли ураганный огонь, обстреливая разрывными снарядами атакующие советские войска. Запылали дома с соломенной крышей. Мы находились посреди огненного кольца и вели огонь в темноте по ярко освещенным рядам русских. Их атака была сорвана. Своей контратакой мы отбросили их от Алексеевки и вернулись на свои прежние позиции.
Приблизительно в это же время полк Витта попытался установить контакт с нашей боевой группой, осуществив прорыв
Я обошел позицию и поговорил чуть ли ни с каждым солдатом. Все сгрудились, образуя опорный пункт. Пулеметы кольцом окружили противотанковые орудия. Мои молодые солдаты шутливо отвечали на мое приветствие. Мы ни в каком отношении не чувствовали себя побежденными. Превосходство русских почти не беспокоило нас, но нехватка горючего, потеря мобильности и ощутимый недостаток боеприпасов приводили нас почти в отчаяние.
Нам обещали сбросить груз с припасами еще в течение прошедших сорока восьми часов, но я еще не видел ни одного нашего самолета. Погодные условия сделали такое снабжение невозможным. Я снова направил донесение об обстановке и потребовал срочной доставки боеприпасов. В то же время группа Вюнше пробивалась все ближе и ближе к Алексеевке. Успеет ли Вюнше?
Я был потрясен, когда стоял в классной комнате местной школы среди своих раненых солдат. Они знали, что происходило, и умоляли меня не позволить им попасть в руки к русским. Мы вспомнили ужасный конец германского полевого госпиталя в Феодосии в Крыму. Он на какое-то время попал в руки советских солдат, высадившихся в январе 1942 года в городе с моря. Раненых раздетыми выбрасывали из окон, а потом лили на них воду. В госпитальном дворе, после того как он был отбит в ходе контрнаступления немцев, было обнаружено более 300 замороженных тел. (Это следствие. А о причине автор не вспоминает, – летом и осенью 1941 года большая часть попавших в это время в плен красноармейцев была уморена голодом, погибла от эпидемий или была расстреляна немцами – погибло более 1 000 000 человек. Только через год немцы начали относиться к пленным, так сказать, «терпимее» – используя для тяжелых работ, а позже – и в тыловых службах. – Ред.)
Доктор Гаттеринг пожал плечами, покачал головой и отвернулся. Голоса моих солдат разрывали мне сердце. Что мне было делать? Молодые солдаты посмотрели на меня с облегчением, когда я велел выдать раненым пистолеты. Я был готов стоять в огне пожарища, чтобы не вести еще один подобного рода разговор.
Облака висели низко в небе. Мы услышали шум двигателей. По реву двигателей мы могли предположить, что нас ищут. Вдруг мы заметили тень «Хейнкеля-111». Принесет ли он нам спасение? Спустя несколько минут тень опять оказалась над нами; самолет летел прямо над Алексеевкой. Вскоре с неба падали контейнеры с боеприпасами и горючим, но, к сожалению, лишь немногие остались неповрежденными. Большинство взорвалось при ударе о землю.
В этот момент я потерял всякую надежду. Сохранившееся в целости топливо было сразу же распределено по самоходным орудиям, танкам и бронемашинам. Если нам суждено погибнуть, то мы хотели умереть в бою, прорываясь через степь в своих боевых машинах – чтобы и русским пришлось несладко. Без боя мы им не сдадимся.
Закончив составлять донесение об обстановке, в котором я докладывал о неминуемой гибели боевой группы, я простился с солдатами, которые вместе со мной шли навстречу судьбе. Я смотрел на лица своих солдат в некотором изумлении. В выражении их расслабленных лиц, казалось, сквозило любопытство. Не было ни одного лица, черты которого были бы искажены фанатизмом. Они серьезно прислушивались к моим словам. Я определил цель атаки и залез в свой бронеавтомобиль. Идем ли мы все вместе в свою последнюю атаку?
Мы медленно выдвинулись из центра деревни – мимо развалин и могил наших товарищей – к окраине деревни. В нескольких сотнях
Наша бронетехника находилась на дороге, которая вела прямо через самую середину скопления русских войск. Я намеревался на полной скорости промчаться по этому отрезку дороги и ударить по советским войскам, направляя наши бронированные машины прямо в центр позиций противника. Мы могли добиться успеха только в случае нанесения молниеносного удара по советским войскам и выиграть для себя по меньшей мере сутки. Я надеялся, что за эти сутки смогу справиться с русскими к западу от Алексеевки, и полагал, что Вюнше к тому времени сможет прорваться. Мой маленький казак, русский доброволец, который сопровождал меня с Ростова и был мне предан, указал на группу советских солдат сзади. Темные точки были видны повсюду. Мы, фигурально выражаясь, сидели по уши в дерьме!
Только несколько секунд отделяли нас от начала движения в полную неизвестность. Мой водитель слегка нажал на акселератор, отпустил сцепление, и бронеавтомобиль медленно тронулся. Штурмовые орудия рванули вперед по обе стороны дороги, оставляя после себя развалины деревенских домов. Скорость нашего движения увеличилась. Бронетранспортеры с моторизованной пехотой и бронеавтомобили мчались впереди самоходных орудий, которые прикрывали их огнем. Наша бронемашина была головной. Скорость была нашим оружием против русских. Пули, выпущенные из пулеметов, градом застучали по броне. Я видел впереди только бесконечную дорогу и старался увеличить скорость. Гусеницы бронетранспортеров и самоходок взбивали в воздух столбы снежной пыли, которые напоминали брызги воды от носа миноносца, рассекающего волны. Мы, построившись клином, врезались в волны атакующих русских, глубоко вклинившись в их ряды. Огонь русских тяжелых минометов накрыл дорогу впереди нас. Вперед, и только вперед! Остановки в этот момент быть не должно! Мы должны были уничтожить атакующие порядки, либо всем нам предстояла встреча с дьяволом.
Особенно сильный удар в броню заставил напрячь мускулы во всем теле. В ноздри ударил запах гари. Второй удар, обрушившийся на бронеавтомобиль с невероятной силой, заставил его остановиться. Наш водитель ротенфюрер СС Небелунг дико кричал. Вокруг моего тела поднялось пламя. Я выскочил из башни и залег в глубокой гусеничной колее вместе с казаком Михелем. Крики из бронеавтомобиля сводили меня с ума. Я пополз по колее, намереваясь помочь нашему водителю. Он, наверное, зацепился за что-нибудь внутри машины своей толстой зимней одеждой, потому что его люк был открыт. Вдруг меня крепко схватили за ногу. Михель потащил меня назад и крикнул: «Назад! Командир для подразделения важнее! Назад! Я доставлю товарища!» Казак прыгнул в горящую машину, вытащил водителя и покатил его в снегу. В это время нас накрыл минометный и пулеметный огонь. Плотно прижимаясь к земле, мы отползли назад по гусеничной колее. Нас подобрали наступавшие солдаты.
Только тогда я убедился, что мы опрокинули атакующие порядки советских войск и советская пехота разбегалась в разные стороны. К сожалению, мы не могли развить этот успех, потому что горючего оставалось все меньше, а еще одна штурмовая группа советских войск заняла позиции для атаки с противоположной стороны.
После того как мы вернулись в Алексеевку, обнаружили, что Михеля ударило сзади в шею шрапнелью, а наш водитель не получил серьезных ранений, а лишь небольшие ожоги. Шум боя к западу от Алексеевки привел нас в радостное возбуждение. Этот шум мог означать только то, что наступление Макса Вюнше было успешным. Так оно и было. Танковый батальон пробился через плотные порядки противника, доставив нам большое количество боеприпасов и горючего. Мы снова были полностью боеспособным соединением и по приказу из дивизии на следующее утро с боем вышли из окружения.