Немеркнущие надежды

Хилстрем Мэри

Операционная сестра в зеленой хирургической одежде усмехнулась в маску.

Надя прикрыла глаза на пару секунд. Все будет прекрасно, медленно и четко сказала она себе. Об Элли позаботятся. Джон займется газетой. Она мысленно улыбнулась. Забота стала образом ее жизни. Забота об Элли и ее адаптации к маленькому городку после жизни в мегаполисе. О газете, требующей слишком много денег… О докторе со скалоподобным лицом и грустными глазами…

Что-то щелкнуло рядом с ее головой, любопытство заставило ее разлепить

веки и посмотреть туда, откуда раздался звук: она увидела большие руки, что так нежно ощупывали ее час назад.

Как бы дрейфуя на блаженном облаке, Надя вдруг вообразила, как те же руки прижимают ее к своей широкой груди, а губы шепчут ласковые слова между чувственными поцелуями.

Зачарованный Принц в хирургической одежде, сонно улыбнулась она. Принц с глубоко посаженными голубыми глазами, с серыми льдинками в глубине. Со слишком грубо вылепленным лицом доктор и близко не напоминал роскошных мужчин, окружавших ее в Лос-Анджелесе. Бывший муж Фред был одним из таких типов. Они разошлись потому, что у нее не хватило терпения на его бесконечные интрижки.

…Встреча с Фредом произошла в университете. Надя заканчивала факультет журналистики, а Фред там преподавал. Их брак продлился чуть больше четырех лет. Ей так и не пришлось тогда последовать по стопам отца-редактора.

Развод она пережила почти безболезненно, без тех кошмарных скандалов, которые довелось испытать ее подругам. И даже сумела сохранить своеобразную дружбу — Фред иногда навещал Элли.

…Так ужасно она чувствовала себя только во время родов. Но тогда у нее была надежда увидеть свое дитя, и она поддерживала ее, когда боль становилась невыносимой.

Сейчас же ей не за что было зацепиться, кроме сочной, успокаивающей модуляции голоса доктора Смита, терпеливо и подробно объясняющего ей ход операции.

Этот голос, эти глаза… Они встречались. Где-то… Хмурясь, она прилагала усилия, пытаясь что-то вспомнить… Ощущения приходили и уходили, оставляя ее все более уверенной в исходе операции.

— Сейчас вы уснете, Надя, — прозвучал другой голос, принадлежавший, как она догадалась, анестезиологу. — Вы почувствуете еще один легкий укол.

Надя попыталась остановить его, но онемевшие губы не подчинились.

— Посчитайте от ста в обратном порядке, хорошо?

Надя чувствовала, как ускользает ее сознание. Последним усилием воли она заставила свой взгляд найти голубые глаза, что казались такими знакомыми.

— Расслабьтесь, Надя. С вами уже ничего не случится. — Его голос. Такой странно… знакомый.

— Подождите, — прошептала она отказывавшимися шевелиться губами. Прежде чем он ответил, темнота поглотила ее.

Глава 2

Несмотря на чудовищную усталость, Ален не мог заснуть.

Как только он закрывал глаза, тут же видел испуганное лицо Нади Адам за мгновение до того,

как она отключилась. Словно она внезапно припомнила, когда или где могла видеть его раньше.

Ален отнес это на счет предоперационного психоза. Завтра она ничего не вспомнит. Таково воздействие анестезии на мозг. Он беспокойно зашевелился на диване. В доме было тихо, если не считать волшебной музыки Моцарта, льющейся из динамика. Даже ветер перестал завывать.

Ален привык к одиночеству. Иногда ему это даже нравилось. Но только не сегодня. И вместо имбирного эля он выпил бы виски. Но нельзя — его еще могут вызвать.

Как бы он ни нуждался в забвении, которое может принести алкоголь, он не выпьет и грамма, пока есть вероятность, что его вызовут к больному. Алкоголь, наркотики, иногда даже тяжелая усталость лишают врача остроты восприятия. А ее необходимо сохранить во что бы то ни стало. Таково было одно из немногих правил, которым он неуклонно следовал.

Его спасет мороженое. Он с трудом поднялся с дивана и поплелся на кухню, где его ожидала неполная коробка шоколадного мороженого, и достал из ящика ложку.

Затем Ален снова лег и лежал без сна, вспоминая годы, прожитые в этом городке, время, которое сделало его много менее чувствительным, иногда даже черствым. Порой он сам себе напоминал бесчувственную машину.

Машину, носившую белую докторскую куртку со стетоскопом в кармане. Но несмотря на мрачные мысли, Ален знал: он превратился также и в уважаемого доктора. А некоторыми пациентами даже и любимого.

Ален взглянул на подтаявшее мороженое. Он покупал его оптом и под настроение ел даже на завтрак.

Мороженое могло привести его в более благодушное настроение. Но оно не могло заменить удовольствие от радушной улыбки женщины в конце трудного дня или тепло мягкой щеки жены, прижимающейся к нему ночью.

Надя приходила в себя медленно, как бы на ощупь. Она находилась в послеоперационной палате.

Острая боль в боку сменилась тупой. Даже пошевельнуться было больно. Комната описывала безумные круги, как цветное стеклышко в калейдоскопе. Она чувствовала пустоту внутри. И еще странное ощущение — вне времени, да как бы и вне реальности. Она не знала, сколько сейчас времени, да ей это было и все равно.

Прижавшись щекой к подушке, Надя снова заснула. Самое худшее уже позади. Операция прошла, она идет на поправку.

Еще день, максимум два, и она снова будет дома с Элли и со своей газетной шайкой. Вернется на работу, в свой кабинет. Но перед выпиской она должна поблагодарить доктора Смита за его доброту.

Было уже светло, когда она проснулась на этот раз от ощущения теплой, явно мужской руки, считавшей ее пульс. Ее взгляд быстро нашел голубые глаза доктора Алена.

Произошел моментальный контакт. Надя почувствовала это и знала, что он тоже.