Немного магии
Шрифт:
— У леди должны быть свои тайны, скрытые от мужского взгляда, — уклончиво отозвалась я.
— Если речь идёт о покупке чулок и прочих женских мелочей, то вы можете попросить о сопровождении миз Хиоти, — бесцеремонно заметил Фасулаки и придержал длинную ветку, чтобы я могла поднырнуть под нее. — Она не преподавательница, но хорошо обученный маг, вполне способный постоять за себя.
Обсуждать с самозваным покровителем покупку чулок я не стала, но идею на заметку взяла.
— Как думаете, что случилось с пропавшими девушками? — спросила я: обстановка — ночь, звёзды, опушка леса,
Однако Фасулаки явно не относился к этим исчезновениям как к подходящей теме для беседы, призванной скоротать дорогу.
— Сомневаюсь, что их похитили сказочные принцы на белом коне, — мрачно отозвался он. — Даже если конь был один на всех двенадцатерых. Помолитесь за души пропавших, миз Доро. Это в любом случае не помешает.
Он уверенно свернул на едва заметную тропку, начинавшуюся у корней расколотого ударом молнии дерева. Из мертвого обгорелого ствола тянулись нежные зелёные ветви молодой поросли, и Фасулаки бездумно скользнул по ним пальцами. Он не оборачивался, но молчаливое неодобрение витало в ночном воздухе так явственно, что я предпочла снова сменить тему.
— А куда вы меня ведёте? — поинтересовалась я, старательно маскируя подколку искренним интересом.
Могла не напрягаться: Фасулаки все равно пропустил ее мимо ушей — то ли не заметил вовсе, то ли осмысленно отказывался проводить параллели между собой и похитителями с одним конем на двенадцатерых.
— Уже пришли, — ответил он и подал мне руку, помогая выбраться из кустов.
Если ту поляну, куда выводил потайной ход из Эджина, очевидно, образовал огромный вековой дуб, то причин появления этой я не находила. Деревья обступали ее со всех сторон ровным кругом, но в центре не было ровным счётом ничего — самая обычная трава с россыпью мелких лесных цветов и несколькими грибными шляпками, едва виднеющимися в густой поросли.
— Вот как?
Фасулаки не ответил — только нагнулся, оборвал какой-то бледно-лиловый цветок весьма невзрачного вида и протянул мне.
От него я ничего подобного не ожидала и изрядно опешила. Но воспитание включилось раньше головы, и я опрометчиво приняла подношение.
Положенные случаю слова благодарности застряли у меня в горле.
Лунный свет на поляне будто свернулся клубком вопреки всем законам природы, и под ним ярко вспыхнули цветастые грибные шляпки. Они образовывали ровный круг, и в его центре непринужденно сидела самая красивая женщина из всех, что мне доводилось видеть.
Словно огонь воплотился в хрупкой человеческой оболочке — рыжеволосая, яркая, с узким лицом в россыпи мелких веснушек. На ней было платье того же кроя, что и у меня — с завышенной талией, короткими рукавами-фонариками и прямым силуэтом. Но если на мне оно смотрелось обыкновенно, простенько и скромно, как и на большинстве дебютанток, то ее платье будто светилось в ночи, словно его соткали из лунного сияния и отблесков городских огней на речной глади, струилось по телу, подчеркивая каждый изгиб…
И совершенно не скрывало, что счастливая обладательница беременна.
— Знакомься, — совершенно непривычным, теплым и мягким, тоном произнес
Фамилию он не назвал, а я, к счастью, не успела спросить. Невозможно яркая женщина чуть повернула голову, и из-под сложной прически показался кончик уха. Нежно-розовый, изящный, как она сама. И острый, что разом объяснило и отсутствие фамилии, и манеру сидеть на траве, небрежно скрестив босые ноги, и даже нестерпимую, огненную красоту.
Источником Фасулаки была самая настоящая летняя эльфийка, нахально нарушившая закон о пересечении границ.
Я впервые смогла по-настоящему понять, что имел в виду Тэрон, когда говорил о холоде внутри. Его отцом был эльф зимний, которому были одинаково подвластны стужа и вода; сыну-полукровке, как это обычно бывало, перешёл только стихийный дар — слишком мощный, чтобы не сказываться на человеческом теле. Должно быть, Тэрон не мог согреться никогда.
А вокруг летней эльфийки будто постоянно царил июньский полдень. Даже ночная прохлада перестала меня донимать — на колдовской поляне было ощутимо теплее; от каждого движения невозможной женщины в ведьмином круге поднимался лёгкий ветерок, сухой и жаркий, как в пустыне, и я быстро перестала жалеть, что ускользнула из Эджина прямо в тонком бальном платье. Сейчас оно было как нельзя кстати.
Дана смотрела на меня с неприкрытым любопытством. Фасулаки представил меня в той же манере, что и ее саму, не назвав ничего, кроме имени, но эльфийка, казалось, услышала и поняла гораздо больше произнесенного вслух.
— Аэлла, — негромко повторила она и по-птичьи склонила голову набок, словно под углом я смотрелась как-то иначе и это тоже следовало внимательно исследовать. От звука ее голоса — сухого и надтреснутого, совершенно не вяжущегося с юной и ослепительно прекрасной внешностью, я вздрогнула и в очередной раз покрылась мурашками. — Значит, это ради твоего расположения мой мальчик так рискует?
Я хлопнула ресницами — подозреваю, вид у меня при этом был такой глупый и недоумевающий, что ради моего расположения рисковать точно никто бы не стал. Особенно «ее мальчик».
Потом я всё-таки сообразила, о ком это она, и повернулась к Фасулаки.
А он одарил меня такой же по-детски непосредственной улыбкой, как и Дана мгновением ранее, и развел руками.
Конечно. Если кто-то в армии узнает, что Фасулаки якшается с эльфами, о меценатской поддержке и светлом будущем точно придется забыть. Если уж высшие чины настолько обеспокоены сохранностью военной тайны, что не побоялись перепроверить родословную графа Аманатидиса, прежде чем допустить меня к работе, то что уж говорить о простолюдине, пусть бы и с мощным даром и парой-тройкой гениальных идей?..
А он взял и привел меня прямиком к эльфийке, которая называет его своим мальчиком. Позволил мне знать об этом. Вот так просто?
— Кажется, я окончательно перестала что-либо понимать, — обескураженно призналась я.
Фасулаки выразительно приподнял брови, но вместо внятных объяснений предпочел отвлеченную тему:
— Я ведь уже рассказывал, что произошло, когда проснулся мой дар?
— О да, — неодобрительно отозвалась я. — Ваш рассказ произвел на меня неизгладимое впечатление.