Немой 2: охота на нежить

Рудин Алекс

На столе было чисто. Значит, не только я вчера заипался. Остальные, скорее всего, тоже повалились спать, и всё ещё дрыхли.

Я сидел в столовой, прихлёбывал из кружки горячий, пахнущий малиновым листом чай и смотрел на своё отражение в тёмном стекле.

Мне казалось, что я живу так всю жизнь. А сколько на самом деле?

Я принялся вспоминать. Два месяца? Или два с половиной?

Охереть!

Внутри возникло стойкое ощущение, что сейчас я допью чай, выйду во двор, а там меня будет ждать десантный

бот. Уцелевшие в очередной мясорубке парни будут шутить и хохотать, а сержант Кнайп рявкнет: «Сколько можно тебя ждать, Макс?!» Но рявкнет он не всерьёз, а просто по привычке держать подчинённых в ежовых рукавицах.

Я поставил кружку на стол, поднялся и вышел во двор. Темная растрёпанная тень качнулась к крыльцу, и я шарахнулся в сторону.

— Может, в баньку, княже? — жалобно спросила тень. — Всю ночь топил. С утра — самое то!

Бля!

Берёза!

Я согнулся и закрыл лицо руками, чтобы не перебудить хохотом весь дом.

***

В баньку идти пришлось, чтобы не обижать Берёзу. Я сделал два захода в парилку, обливаясь в перерывах холодной водой из ведра, выпил кружку клюквенного морса и с чистой довольной рожей отправился через рыночную площадь в темницу.

По пути завернул в тронный зал, проверить — как идут дела у Соловья с Мишкой. Князь Всеволод вот-вот вернётся, а я и не в курсе — что в государстве творится.

В государстве творился бардак.

Соловей, вразвалку прохаживаясь по тронному залу, учил бояр художественному свисту. Бояре старательно надували красные щёки и свистели, кто в лес, кто по дрова. Соловей морщился от досады, но попыток не оставлял.

— Бля, Соловей! — сказал я, взмахом руки прекращая это безобразие. — Хер ли вы тут рассвистелись? Денег не будет в казне.

— Мы государственный гимн разучиваем, — обиделся Соловей. — Вернётся князь Всеволод — устроим ему торжественную встречу.

— А Мишка где? — обернулся я, ища взглядом княжича.

Соловей пожал плечами.

— С утра по делам мотается. У него со слухом совсем беда.

— Это у тебя со слухом беда! — разозлился я. — Я тебя попросил княжичу помочь, а не его на побегушки посылать! Он ещё от болезни не оправился.

— Да он сам захотел проветриться! — начал оправдываться Соловей.

— Это с чего вдруг? — прищурился я.

— Сказал, что его свистеть задолбало.

— Ясно!

Я повернулся к боярам.

— Ну-ка, разбежались на хер по рабочим местам, свистуны! Кто первый княжича увидит — того вечером пороть не буду. И скажите ему, чтоб ехал отдыхать. Вечером сам проеду по Старгороду, проверю — чем вы заняты.

Бояре, облегчённо вздыхая, толпой повалили к дверям.

Глядя на их рвение, я почесал в затылке.

— Не, так-то ты молодец, композитор. Умотал их своим свистом. Гляди, как они по работе соскучились! Никогда

такого не было.

Соловей довольно ухмыльнулся.

— Ты гимн послушай!

Он, размахивая рукой, засвистел грозную и величественную мелодию.

Я поморщился.

— Пафоса до хрена! Пободрее бы что-нибудь. Хотя, князю должно понравиться. В общем — спасибо за помощь! Дальше сам справлюсь. А ты иди, подбери себе хор попроще. Вечером заходи в гости — есть, что отметить.

— Освободили Божена? — поинтересовался Соловей, ничуть не расстроившись.

— А то!

Я хлопнул музыканта по плечу и съехал по перилам лестницы к выходу.

***

Княжеским садом прошёл к зданию темницы. Яблоки и груши уже собрали, княжеская вишня тоже стояла голая. Лишь на самой макушке висела одинокая переспелая ягода.

Я примерился так и этак. Оглянулся и попробовал согнуть вишню, чтобы дотянуться до ягоды, но понял, что сломаю ценное дерево.

С досадой отпустил тонкий ствол. Он выпрямился, вздрогнул. Ягода сорвалась с ветки и шлёпнула меня по макушке.

Бля!

Я подобрал ягоду в траве и из чистого упрямства засунул её в рот.

Никита Ильич в своём кабинете пил чай с вишнёвым вареньем.

— А, Немой! — обрадовался он, увидев меня. — Рано ты! Я думал, вы до обеда проспите после такого похода. Чаю хочешь?

— Спасибо, Никита Ильич! Напился уже.

Начальник темницы поставил чашку на стол и подошёл к окну, заложив пухлые руки за спину.

— Распогодилось-то как! — сказал он. — Гляди — небо синее, словно летом. И солнышко светит! Да. А со дня на день, глядишь — заморозки ударят.

Я удивленно смотрел в спину Никиты Ильича. Он почувствовал мой взгляд и обернулся.

— Тут такое дело, Немой... Демоны, что у меня сидят, хотят поговорить с тобой по важному делу.

Охереть! Они ещё и говорить умеют?! Рогатая обезьяна, помню, только рычала и визжала.

Я круглыми глазами поглядел на начальника темницы.

— А что за важное дело.

Никита Ильич расстроенно покачал головой.

— Этого они даже мне не сказали. А я спрашивал. Говорят, что касается оно только тебя. Я уж чем только им ни грозил — ни в какую не согласились рассказать. Зови, говорят, Немого, и всё! Иначе разговора не будет.

Моя рука второй раз за день полезла в затылок.

— Ты не бойся, Немой, — по-своему истолковал мою реакцию Никита Ильич. — Мы на тебя защитные обереги наденем. И мои ребята с тобой пойдут. Если что — живо утихомирят демонов! Я и Степана с утра вызвал, на всякий случай. Как эти демоны его боятся — это что-то!

— Спасибо, Никита Ильич, — улыбнулся я. — Я не боюсь. Просто неожиданно как-то.

Я задумчиво подвинул вазочку с вареньем по столу, размышляя — чего хотят от меня демоны.