Немой Голос
Шрифт:
Не желая дальше слушать разговоры подобного рода, Иван сошел на одну остановку раньше, чтобы побыть немного наедине с самим собой и своими мыслями. Свежий мокрый снег хрустел под тяжелыми ботинками полицейского, пока тот в раздумьях двигался в сторону участка.
Это было старое кирпичное здание, покрытое тусклой желтой штукатуркой, которая кое-где начинала уже сыпаться, хотя ремонт закончили не больше полугода назад. Здание имело большое количество высоких окон, какому-то чиновнику показалось это отличной идеей, чтобы граждане видели, что происходит внутри. Однако на деле все они были зашторены и закрыты для посторонних глаз. Над самыми дверям на фасаде красовалась табличка - «Отделение полиции №2 города Новограда».
– Привет, Иван! – поздоровался с ним дежурный, как только тот оказался внутри участка, парень восемнадцати лет, который только недавно закончил учебу в полицейской школе и получил свою первую работу. Он всегда был весел и задорен. Единственное не
– Доброе, Василий, - лейтенант на автомате пожал протянутую руку. – Фома Филиппыч у себя?
– Да, уже полчаса как, все тебя дожидается, - все также радостно продолжал ефрейтор. Иван кивнул и поспешил пройти к кабинету начальства. Каблуки его ботинок застучали по мраморному полу, когда он зашагал вдоль шеренги окон приема граждан, они располагались симметрично слева и справа от входа. Три огромных люстры свисали с потолка, приветствуя граждан своей роскошью. Они были включены даже сейчас, когда вполне могло бы хватить проникающего с улицы солнечного света. В нишах в стенах то тут то там стояли старинные статуи и вазы без цветов. Это больше напоминало какой-то банк, нежели полицейский участок – так оно и было. Раньше в этом здании располагалось отделение крупнейшего банка в стране, однако после Великой войны и череды неприятностей, отделение закрыли. Магистрат решил, что нечего такому зданию пропадать и отдал его под нужны Министерства Внутренних Дел. Уже давно шли разговоры о том, что надо снизить градус роскоши, продав статуи, променяв огромные люстры на канделябры поменьше и убрав потрёпанную красную дорожку, устилавшую лестницу на второй этаж. Здесь по левую и правую руку располагались кабинеты, в самом конце коридора был архив, а за ним располагался арсенал. Полиция должна быть готова в любой момент разогнать взбунтовавших рабочих или примкнуть к армии для подавления масштабных уличных беспорядков. За время своей службы Иван несколько раз участвовал в таких мероприятиях, орудуя резиновой дубинкой на массовых протестах рабочих против очередного повышения норм выработки или понижения часовой ставки. Честно говоря, поначалу он пытался избегать такой работы, но когда после очередного заболевшего колена начальство ему недвусмысленно намекнуло, что он может лишиться своего знания за уклонения от выполнения приказов старшего по званию – он смирился. Выполняя свою работу он не чувствовал удовольствия, как это происходило со многими его коллегами. Василий, например, отличился за последние полгода тем, что орудовал своей дубинкой с таким пылом и жаром, что многие люди потом не могли ходить так, что их приходилось тащить до обезьянника чуть ли не на себе. Иван видел, что тот получает настоящее удовольствие и это приводило лейтенанта в ужас. Он не мог поверить, что этот парень, с которым они должны были читать одни и те же книги, учиться человеколюбию и гуманизму, мог получать от издевательств истинное удовольствие. Однако, и сам он, не был ангелом, ведь так или иначе, продолжал выполнять свою работу, несмотря на внутреннее непринятие насилия против безоружных людей. Ведь не вся работа состояла из этого, основное – это ведь поимка преступников, а это было на благо общества.
Постучав больше для приличия, он потянул ручку двери. В лицо ему пахнул дым дорогой сигары. Капитан был любителем подымить в своем кабинете. Это был мужчина слегка за пятьдесят, с густой пшеничной бородой и длинными ухоженными усами. На его груди красовалось два ордена и один стальной крест – еще с войны. Ивану было неизвестно, почему Фома Филиппыч не стал продолжать успешную карьеру военного, а решил связать свою жизнь с полицией. У них были по большей мере доверительные взаимоотношения, так как капитан все равно видел в нем ребенка. Пусть немного взрослого, слегка небритого, но ребенка.
– Фома Филиппыч, доброе утро, - поприветствовал Иван своего непосредственного начальника, аккуратно прикрывая за собой дверь.
– Иван Петрович, проходи, дорогой, - Фома любил иногда обращаться по имени отчеству к подчиненным когда был в веселом расположении духа, даже к ефрейтору Василию. – Как там вчера все прошло?
– Все прошло не самым хорошим образом, - начал Иван, - Я издалека заметил неладное, запах гари было слышно за пару перекрестков до бара, это был запах горелых досок и бревен. Ускорив шаг, я быстро добежал до бара «Электрический туман». Там уже начался самый настоящий пожар. Группа каких-то людей стояло рядом со входом, часть из них держала в руках еще не брошенные огненные коктейли, я их окликнул, все как положено, представился и уж как они похватались за свое оружие – начал стрелять. Одного я положил на месте, трое других сбежали. Я принял решение не продолжать погоню за превосходящим числом преступников. Когда я отдышался, зеваки уже вызвали пожарную машину и позвонили в полицию. Решив, что больше от меня тут ничего не требуется, я вернулся на квартиру. Искомого преступника я не нашел, может, он погиб во время пожара, а может и сумел сбежать и сейчас готовится залечь на дно.
– Есть
– Никак нет, господин капитан, - вытянулся Иван, отведя взгляд в сторону.
– Что-то ты темнишь, Ваня, - поморщился старый офицер, - Ладно, если не считаешь нужным мне сказать - право твое. Ты меня знаешь, я всегда готов тебя поддержать или даже защитить. Если ты не можешь доверять своему командиру – значит уже не можешь доверять никому. Вот что, возьми-ка себе два дня на подумать, отдохнуть, может всплывут в голове еще какие-нибудь детали, которыми ты захочешь поделиться со мной, в качестве исключения. В целом, оно-то, без разницы, просто как-то все странно сложилось.
– Я с вами полностью согласен, господин капитан. Благодарю за отпуск, могу идти?
– Конечно можешь, Иван. Будь аккуратнее, если чего знаешь, лучше скажи, эти из штаба церемониться не будут, - сделал последнюю попытку его разговорить Фома Филиппыч, однако Иван был непреклонен. Лейтенант склонил голову в поклоне, попрощался и поспешил покинуть кабинет начальства.
На пути к выходу Иван решил заглянуть в арсенал, чтобы пополнить запас боеприпасов. Заведующий запасами прапорщик охотно выдал ему пару небольших коробок патронов для пистолета и одну, побольше, для револьвера. Быстрым движением Иван расписался в книге учета, попрощался и пошел на выход, радуясь тому, что заведующий не поинтересовался, зачем ему патроны для револьвера. Время сейчас было такое, что патроны бывало пропадали ящиками, а затем оседали в карманах того самого прапорщика уже шуршащими купюрами, так что какое кому дело было до пары-тройки коробков.
В трамвае было много свободных мест, час пик уже прошел. Он занял свое любимое место, в конце вагона у окна. Не найдя ничего лучше, Иван просто уставился в окно. Над окраиной города медленно проплывал пузатый цеппелин, перевозивший каких-то чиновников из центра к их особнякам загородом. Дирижабли зарекомендовали себя как самый безопасный транспорт еще в Великую войну. С земли по ним не попадаешь, нет таких пушек, чтоб могли точным прицельным выстрелом пробить его обшивку. Что же до самолетов, то они не могли так высоко подняться, соответственно, их бояться тоже было бессмысленно. Так что если ты всецело доверяешь своему экипажу и окружающим тебя людям, то тебе и бояться было нечего. Гораздо безопаснее всяких там автомашин. Правда, чтобы организовать в самом центре города посадочное место для цеппелина пришлось потрудиться, снеся так вовремя сгоревшие деревянные дома из начала прошлого века. Что случилось с теми людьми, как сложилась их судьба, Иван не знал. Газеты о таком не писали. По крайней мере, официальные. Существовало еще три или четыре подпольных газеты, выпускавшимися оппозиционными типографиями, в основном они были коммунистически настроенными. Они призывали выходить людей на демонстрации по любому поводу. По долгу службы Ивану периодически приходилось в них заглядывать, чтобы узнавать о готовящихся протестах. Обычно, этим занимались другие люди, но иногда лейтенанту приходилось заниматься и таким. Правда сказать, он был от этого не в восторге.
За раздумьями Иван не заметил, как дошел до самой входной двери своего дома. Он на автомате потянулся за ключами, когда вспомнил, что оставил их Равенне. Помедлив мгновение, он снял пистолет с предохранителя и постучал в дверь. Два раза слитно и два раза раздельно. Несколько секунд ничего не происходило, затем в замочной скважине заскрежетали проворачиваемые ключи. Первое, что он увидел, так это нацеленное ему в грудь дуло револьвера. Долгую секунду оно смотрело на него, пока его владелица оценивала ситуацию. Наконец девушка убрала оружие на его законное место и сделала шаг назад, пропуская офицера внутрь квартиры.
– Давай выпьем по чашке кофе и пойдем, куда ты там сказала? К потерпевшим семьям? – проговорил Иван, склоняясь над плитой. Он услышал, как девушка что-то усиленно пишет в своей книжке. Подойдя к нему сзади, она протянула ему новую записку.
«Я боялась, что ты не придешь. Все хорошо прошло? Не было слежки?»
– Нет, - отрицательно помотал головой Иван, - Все прошло как нельзя лучше. Капитан выдал отпуск на два дня – как раз у нас будет время найти какие-нибудь улики. Слежки не было, говорю же, нормальный он мужик. Я еще тебе пачку патронов принес, для твоего револьвера должны же подойти? Еле выбил в оружейной, так что точно должны подойти.
Равенна благодарно кивнула, принимая из рук полицейского небольшую коробку с боеприпасами.
Быстро сварив новую порцию кофе, офицер разлил его по двум простым кружкам из разных сервизов. Равенна кивнула, села за стол и открыла коробку с патронами. Узкие женские пальчики с невероятной точностью их пересчитали, выловили ровно пять штук и также ловко начали заряжать револьвер.
– Ты один для себя что ли оставила в перестрелке? – ехидно поинтересовался Иван, однако девушка никак не отреагировала на его колкость, не отвлекаясь от своего дела.