Немой крик
Шрифт:
Сержант припарковал машину рядом с детской площадкой. Несмотря на то, что на ней стояли веревочные качели, качалка-балансир и несколько скамеек, детей на ней не было со времени ее создания. Площадка была известна под названием «Дыра» и именно на ней представители конкурировавших организаций встречались и решали свои «дела». Насколько знала Ким, за последние два года на площадке были обнаружены три трупа, а вот свидетелей никаких найти не удалось.
По оценке Стоун, на площадку выходили окна не меньше чем семидесяти квартир, но ни одна живая душа в этих домах
Полицейские смогли беспрепятственно добраться до этого Бермудского треугольника – присутствие полиции там хотя и не приветствовалось, но никак не ограничивалось. Район был полностью отрезан от внешнего мира, поэтому преступления, совершавшиеся в этом анклаве, в нем же и раскрывались. Так что лидеры банд прибывали в полном покое, твердо зная, что ни один житель района не станет открыто общаться с полицейскими.
– Боже мой! – пробормотал Брайант, закрывая нос рукой. Ким же, в отличие от него, успела набрать в легкие свежего воздуха, прежде чем они вошли в подъезд среднего здания. Он был темным, очень маленьким и вонял мочой. Окна в нем отсутствовали, две лампы были разбиты, и никому не пришло в голову их заменить, так что единственным освещением был слабый свет, сочившийся из забранного решеткой отверстия под потолком.
– Какой этаж? – спросила инспектор.
– Седьмой. Пойдем по лестнице? – спросил ее коллега.
Ким кивнула и прошла к лестничному пролету. Лифты в этих домах пользовались дурной славой за то, что имели привычку неожиданно застревать между этажами, а шансов на то, что кто-то придет на помощь, не было практически никаких. Или ори во всю силу легких, или помирай. Другого выбора не было.
К моменту, когда они достигли третьего этажа, Брайант насчитал семь использованных шприцев, три разбитых пивных бутылки и два презерватива.
– И кто говорит, что в мире не осталось романтики? – спросил он, когда они вышли на площадку седьмого этажа.
Ким промолчала.
– Сюда, шеф, – вновь подал голос Брайант, указывая на дверь квартиры № 28С.
В центре двери был виден след, оставшийся после удара кулаком, и ее открыла девочка, которой, по мнению Ким, было года три-четыре.
Она не улыбнулась и не произнесла ни слова – просто продолжала сосать сок из детской бутылочки.
– Рианна, отвали от этой гребаной двери! – раздался женский голос внутри помещения.
Брайант, отодвинув девочку в сторону, вошел в квартиру. Стоун последовала за ним, обойдя ребенка, и закрыла за собой дверь.
– Прошу прощения! – громко произнес сержант, стоя в заплеванном коридоре. – Полиция… не могли бы мы…
– Какого черта!.. – В одной из комнат послышалось лихорадочное шевеление.
– Я уже все унюхала! – крикнула Ким, и прошла мимо Брайанта в гостиную. Шторы были задернуты, но недостаточно плотно прилегали одна к другой.
В комнате стояла молодая женщина с большими серьгами-кольцами и с одутловатой физиономией, которая размахивала руками, пытаясь разогнать дым. Воздух в комнате был пропитан запахом травки.
– Какого черта вы здеся делаете? – накинулась женщина на полицейских. –
– Нас Рианна пригласила, – ответила Ким, чуть не споткнувшись о стоявшую на полу люльку, в которой спал новорожденный младенец. – Нам нужен Брайан Харрис.
– Это мой папаша. Он спит, – ответила местная жительница. Время было уже больше половины двенадцатого.
– Значит, вы сестра Мелани? – уточнил Брайант.
– Кого? – спросила женщина с презрительной усмешкой.
Стоун услышала, как где-то дальше по коридору открылась дверь. К ним направился разозленный полуодетый мужчина.
– Какого черта вы здеся делаете?! – повторил он вопрос своей дочери.
– Мистер Харрис, – любезно произнес сержант, вставая прямо у него на пути, поднял свой полицейский знак и представился. – Мы просто хотели бы поговорить с вами о Мелани.
Мужчина замер на месте и нахмурился.
Ким стало казаться, что они ошиблись адресом. Однако свой рост Мелани точно унаследовала от отца – в нем было больше шести футов. Все его ребра выпирали наружу, а ремень джинсов свободно вращался вокруг тощих бедер. Костлявые руки были покрыты самопальными татуировками.
– И шо эта сучка натворила? – спросил он, заглядывая за спинку дивана.
Ким проследила за его взглядом. Темно-коричневый стаффордширский бультерьер тяжело дышал в клетке, которая больше подошла бы крупному йоркширу [71] . Это была сука с набухшими красными сосками. Рядом с клеткой стояла картонная коробка, в которой тыкались носами друг в друга четыре щенка. Инспектор не могла определить, открылись ли уже у них глаза, но знала, что их оторвали от матери с совершенно определенной целью.
71
Стаффордширский бультерьер в несколько раз крупнее йоркширского терьера.
Если щенка так рано отбирают у матери, то в будущем его ожидают поведенческие отклонения, которые будут совсем не лишними у такого статусного символа принадлежности к банде «Дельта».
Стоун взглянула в глаза взрослой собаки, которой устроят следующую вязку сразу же, как только это позволит ее состояние.
Затем она перевела взгляд на Брайанта, который тоже рассматривал собак. Напарники переглянулись.
– Шоб ни натворила эта девчонка, меня это не касается. Я отказался от нее много лет назад! – заявил хозяин квартиры.
Младенец на полу расплакался.
Молодая женщина села и принялась раскачивать люльку правой ногой. Достав «Айфон», она одной рукой стала набирать текст.
Брайан Харрис уселся рядом с дочерью и довольно чувствительно ткнул ее локтем в бок.
– Поставь-ка чайничек, Тина.
– Сам поставишь, ленивый ублюдок, – огрызнулась та.
– Поставь – или собирай манатки и отправляйся со своими спиногрызами на все четыре стороны!
Тина бросила на мужчину ненавидящий взгляд и отправилась на кухню. Рианна пошла следом за ней.