Немыслимое путешествие
Шрифт:
Я отнюдь не был уверен, что справлюсь с ремонтом, к тому же обстановка не позволяла приступить к делу сразу: дул довольно сильный ветер, и возиться с длинным шестом было неудобно и рискованно. Без стаксель-гика «Бритиш стил» развивала около шести узлов, пришлось пока этим довольствоваться.
Я все еще неважно чувствовал себя и никак не мог прийти в норму. Наверно, одной из причин были нерегулярные трапезы. Давний опыт говорил мне, что надо есть вовремя, но душа совсем не лежала к стряпне, и я обходился припасами из дому. Потом решил все-таки сделать над собой усилие и на шестой день приготовил первое рагу с пряностями. И до чего же острое оно получилось, боже мой! Я чуть не сжег себе весь
24 октября завершилась первая неделя плавания. Прошла первоначальная нервозность, мало-помалу я приходил в норму. Как всегда, работа помогала. Я произвел основательную уборку, и теперь кают-компания не только блистала чистотой, но даже приняла более уют- ный вид благодаря прикрепленным над штурманским столом фотографиям Морин и Сэмэнты.
Сделал первую попытку поджарить картошку, два часа провозился, но она никак не хотела становиться румяной. Когда же решил все-таки съесть ее, то чуть зубы не обломал. И подумал, насколько лучше — и быстрее! — справилась бы с этой задачей Морин.
Первое рандеву было назначено у Мадейры. Я думал подойти туда через четыре-пять дней и вполне уложился бы в четыре, но дурацкая ошибка при обработке астрономических наблюдений стоила мне почти целого дня. Я как раз занимался расчетами, когда меня вызвал по радио Фрэнк Элин. И так как он вместе с Энтони Томасом из Йоркширского телевидения должен был встретить меня у Мадейры, мне нужно было передать ему свои координаты. Разговаривая с Фрэнком, я продолжал вычислять и напутал с разностью между обсервованной и счислимой высотами. В итоге я не только сообщил Фрэнку неверные координаты, но изменил свой курс так, что очутился довольно далеко к западу от Мадейры, прежде чем обнаружил ошибку. Пришлось утешаться известной поговоркой: «Бывает и хуже». После чего я искупался, побрился, привел себя в порядок, и на душе стало легче.
Рандеву было назначено, чтобы я мог передать письма и отснятую для телевидения пленку. Поскольку я вышел в одиночное безостановочное плавание, мне не полагалось никуда заходить, будь то для ремонта, для пополнения припасов или еще для какой-нибудь надобности. Однако правила позволяли мне получать письма или передавать на встречные суда почту и пленку, только бы никто другой не ступал на борт «Бритиш стил». Телевидение снабдило меня подробными письменными инструкциями, как обращаться с киносъемочной и звукозаписывающей аппаратурой, и я много времени потратил, стараясь получше заснять себя за работой на яхте. Словом, первому рандеву предшествовала немалая работа.
27 октября запомнилось мне обилием неприятностей. День начался двумя вареными яйцами, а кончился — кончился полным изнеможением. Я еще не смог отремонтировать сломанный стаксель-гик, и остался только один исправный, а это означало, что я должен был переносить его с правого борта на левый и обратно всякий раз, когда хотел лечь на новый галс с вынесенным парусом. В этот день мне понадобилось перенести стаксель-гик на левый борт. Я приступил в 10.00 и управился только к 11.45. Фал без конца запутывался. Три раза я его выбирал, и
каждый раз приходилось снова отдавать,
Следующий день прошел намного лучше. Веточка белого вереска, подаренная моей сестрой Джен, все еще держалась, благотворно действуя на мое настроение. (Я подвесил ее над штурманским столом, с ней и развернутая карта выглядела как-то веселее.) В этот день я решил, что не вредно прочесть молитву перед едой. Право, у нас есть все причины быть благодарными за то, что мы не знаем голода.
Рандеву состоялось 29 октября. Слово журналу:
«Радостный; день — печальный день! Встретился с Фрэнком и Энтони у самой Мадейры в 9.15. Вообще-то могли бы встретиться раньше, но в условленном месте было много рыболовных лодок, и в темноте мы не рассмотрели друг друга. До чего здорово было снова увидеться! Мы разговаривали около часа, они сидели в ялике, спущенном на воду с яхты, на которой вышли. Глупо, что я не мог принять их у себя на борту, но таков уж порядок.
Обменялись письмами для Морин и от Морин. Я передал отснятые пленки и заполненные страницы судового журнала.
Простившись с друзьями, я взял курс на юго-запад. Настроение было подавленное. Читая письма Морин, я еще сильнее ощутил нашу общность. Нам посчастливилось, у нас одни убеждения. Помню, был случай в 1964 году, когда я в Бахрейне зашел в церковь, зная, что сегодня и Морин пойдет в церковь.
Урвал несколько часов для сна — я здорово устал, не столько от физической нагрузки, сколько от переживаний».
Вместе с письмами Морин прислала записанные на пленку голоса, свой и Сэмэнты. У меня был магнитофон, я с наслаждением слушал эту запись и всем сердцем пожелал обеим счастья.
Первую неделю ноября держалась в основном хорошая погода, и все шло довольно гладко. Я находился в широтах, которые зимой привлекают любителей морских круизов, и, хотя одиночное плавание вряд ли назовешь круизом, приятная погода и впрямь напоминала об отпускной поре. По этому поводу я постановил ежедневно устраивать себе «Час услады» — другими словами, час, когда я буду отдыхать и заниматься только приятными делами. Первый «Час услады» был отмечен первой с начала плавания стопочкой виски. Только одной стопочкой, в море я вообще стараюсь избегать алкоголя. Потом с удовольствием почитал «Дитя пятницы» Жоржетты Хейер.
Моей главной задачей было как-то отремонтировать сломанный стаксель-гик. Я уже рассказал о поломке по радио Филу Уолфиндену, и он в ответ сообщил мне технические рекомендации фирмы-изготовителя. Выполнить эти рекомендации в хорошо оборудованной мастерской на суше ничего не стоило бы; совсем другое дело возиться в одиночку с двадцатипятифутовым шестом на палубе малого судна в море, но я сделал все что мог. Пришлось укоротить гик почти на три фута. Конечно, это отразилось на работе с парусами, но лучше укороченный гик, чем совсем никакого! Тем более что тут, как назло, и второй стаксель-гик сломался. Это случилось рано утром, когда я крепко спал. «Бритиш стил» плавно шла с легким ветром, но, видно, налетел внезапный шквалик, потому что меня разбудил страшный грохот. Я выскочил на палубу — ну, конечно, стаксель-гик полетел…