Ненаглядная красота
Шрифт:
Пустил стрелу Пётр-царевич, полетела стрела к купцу во двор, упала у красного крыльца. А на крыльце стояла душа-девица, дочь купеческая.
Пустил стрелу Иван-царевич. Полетела стрела через царский двор, через зелёный луг, в заповедный лес, — только ту стрелу и видели.
Старшие братья за невестами едут, Иван-царевич за стрелой идёт.
Прошёл он через царский двор, прошёл через зелёный луг, вошёл в тёмный лес. Среди леса болото зыбучее, в том болоте сидит лягушка-квакушка, в
Испугался Иван-царевич, хотел вспять бежать, да ноги в болоте вязнут, бежать не дают. Заплакал Иван-царевич.
— Как я лягушку болотную в жёны возьму?
А лягушка ему говорит человечьим голосом:
— Что ж, Иван-царевич, русское слово назад не пятится; знать, судьба твоя такая, авось поживёшь — не раскаешься. Завяжи меня в платок, неси на царский двор.
Взял Иван-царевич лягушку-квакушку, завязал в платочек, понес на царский двор.
Увидал царь лягушку — разохался.
Увидали лягушку царевичи — разгневались.
— Унеси ты её, зашиби да выброси.
Поглядел Иван-царевич на квакушку. А она молчит, слёзы роняет. Пожалел её Иван-царевич.
— Нет, — говорит, — братцы, знать, судьба моя такая — лягушку в жёны взять. Я её в обиду никому не дам.
Отнёс он лягушку к себе в горницу, на лежанке лукошко поставил, туда лягушку положил, платком прикрыл.
— Живи, — говорит, — квакушка, я тебя не обижу.
Вот день прошёл, и другой прокатил.
Призывает царь к себе трёх сыновей.
— Сыновья мои милые, хочу я невесток испытать, пусть покажут, хорошие ли они хозяюшки. Пускай к завтрашнему утру испечёт мне каждая мягкий белый хлеб.
Пошёл Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
— Ква-ква, Иван-царевич, — говорит ему квакушка, — что так невесел пришёл? Али услышал от отца своего слово неласковое?
— Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал тебе к завтрашнему утру изготовить мягкий белый хлеб.
— Не тужи, родной, не кручинься. Ложись спать-почивать, — утро вечера мудренее.
Лёг Иван-царевич спать-почивать.
А невестки старшие посылают девушку Чернавку:
— Иди, девка Чернавка, в окно погляди, как лягушка-квакушка хлеб ставить будет. Ничему мы у батюшек не обучены, в квашне рук не марали, у печки не обряжались.
Пошла девка Чернавка, в окно поглядела, домой прибежала и говорит:
— Лягушка-квакушка в ведро воды мешок муки всыпала, заболтала да в печку вылила.
Схватили невестки по ведру воды, всыпали в воду по мешку муки, заболтали да в печку вылили.
Расплылось тесто по печи, на пол потекло. Стали невестки тесто собирать, замешивать. Посадили в печку хлеб, словно глиняный ком.
А лягушка-квакушка ночи дождалась,
Закричала царевна зычным голосом:
— Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Изготовьте мне мягкий хлеб, какой ела я, какой кушала у родного моего батюшки!
Проснулся наутро Иван-царевич, а у квакушки хлеб давно готов. Да такой славный, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Изукрашен хлеб разными хитростями; по бокам видны города русские с заставами. Наверху горят терема белые. А сам хлеб мягкий, рыхлый, поджаристый.
Обрадовался Иван-царевич, взял хлеб, понёс к царю.
А там уже старшие братья стоят, своих жён хлебы держат.
Попробовал царь хлеб старшей невестки, разгневался:
— Этот хлеб только свиньям есть!
Покушал хлеба средней невестки, разохался:
— Ох-ох-ох, тошнёхонько! Этот хлеб на конюшню дайте, коней кормить.
Взял царь хлеб Ивана-царевича, отломил кусок, попробовал:
— Это хлеб так хлеб! Только в праздник есть!
Съел царь хлеб до крошечки и тут же велел трём сыновьям:
— Чтобы завтра к утру-свету соткали мне невестки по шёлковому ковру.
Воротился Иван-царевич домой невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
Говорит ему лягушка-квакушка:
— Ква-ква, Иван-царевич, почему так кручинен стал? Аль услышал от царя слово грозное?
— Как мне не кручиниться, как мне не печалиться? Государь мой батюшка приказал тебе за единую ночь соткать ему шёлковый ковёр.
— Не тужи, родной, ложись-ка спать-почивать. Утро вечера мудренее.
Старшие невестки посылают девку Чернавку под окошко поглядеть, как лягушка ковёр ткать станет.
Воротилась девка Чернавка.
— Лягушонка шёлк на куски порвала, за окно побросала.
Взяли шелка цветные невестки старшие, порвали, повыдергали, за окошко бросили; лежат шелка на зелёной траве, их солнышком печёт, частым дождиком сечёт.
Час прошёл, и другой прокатил, и третий пролетел. Испугались тут невестки, что дело стоит. Ухватили шёлк с зелёной травы. Они его вяжут, они отряхают, ковры ткать садятся.
А лягушка ночью выпрыгнула на крыльцо, оземь грянулась и стала царевной-красавицей. Закричала она зычным голосом:
— Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь шёлковый ковёр ткать. Чтобы был таков, на каком я у батюшки моего сиживала!
Как сказано, так и сделано.
Наутро проснулся Иван-царевич — у квакушки ковёр давно готов. Да такой ковёр, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Изукрашен ковёр златом-серебром, скатным жемчугом. Обрадовался Иван-царевич, к царю ковёр понёс.