Ненастоящий полковник
Шрифт:
– Сука ты! – закричал Ларин. – Где живет эта твоя, Оксана? Адрес? Назови адрес?
Все попытки привести Романовского в чувства, оказались бессмысленными, и Ларин понял, что он спрашивает у трупа. С минуту, может чуть больше, он сидел и тупым взглядом смотрел на бездыханное тело. Потом достал сотовый и опять набрал тот же номер.
– Это я, – произнес он голосом неимоверно уставшего человека.
– Ну, что, узнал, где сумки? – нетерпеливо спросил голос из сотового.
Лейтенант уже махнул рукой на все и сказал без доли сожаления:
– Нет. Не успел.
Голос назвал его долбаком, ни к чему не пригодным,
– Ладно. Доделывай там все и уходи. Завтра встретимся, поговорим, – произнес голос и отключился.
Теперь надеяться было не на что. Он не сомневался, что из обещанных тридцати тысяч долларов, не получит и половину. Теперь придется забыть про те деньги, которые он дал Рустаму. Он вздохнул и посмотрел на труп. Такая морока с ним.
На левой руке директора поблескивал перстень с бриллиантом. И хотя был запрет, брать что-либо из квартиры директора, Ларин не устоял перед соблазном. Пусть, это будет небольшой компенсацией за труды. Перстень сунул в карман, чтобы Рустам не увидел. Потом достал из кармана тонкий капроновый шнур, длинной метр с небольшим, сделал на конце петлю, накинул ее на шею Романовского.
Дальше пришлось воспользоваться двумя кухонными стульями, которые Ларин поставил возле трубы парового отопления. Тело директора, поднял на один из стульев, сам залез на другой стул. Приставив Романовского спиной к трубе, привязал свободный конец шнура к этой трубе и отошел в сторону. Бесчувственное тело, сначала качнулось в сторону, затягивая шнурок, а когда Ларин вырвал стул, повисло над полом. Этот стул Ларин положил на пол, будто жертва самоубийства, сама опрокинула его. А тот, на который наступал сам, аккуратно обтер рубашкой Романовского и только после этого отнес на кухню. Потом пошел в ванную, в корзине, где лежало предназначенное для стирки белье, нашел спортивные брюки. Наверное, иногда по утрам, Романовский выходил в них на утренние пробежки. Ларин их решил использовать для другого. Как следует намочив, а потом, отжав, тщательно вытер пол, где могли остаться его следы. Потом позвонил Рустаму, чтобы тот с лоджии десятого этажа, спустил ему веревку.
Когда конец веревки оказался на уровне окна, открыл окно, поймав конец, потянул к себе, и пару раз обмотав вокруг пояса, завязал крепким узлом. Попробовал натяжение. Рустам, оказался молодцом, сделал все, как надо.
Допив остававшуюся в бутылке водку, Ларин вылез на оконный карниз, вытер подоконник, на который наступал. Увидев его, стоящим на карнизе, Рустам еще сильнее натянул веревку, а Ларин, придерживаясь за нее правой рукой, левую сунул в форточку и один за другим закрыл оба запора. Теперь окно было запертым изнутри. С форточкой такого он сделать не смог, поэтому пришлось оставить ее открытой.
Хватаясь руками за веревку, он стал карабкаться наверх, чувствуя то же самое, что чувствует альпинист, карабкающийся по горе без страховки. И хотя у него страховка была, но Ларин сейчас меньше всего думал о ней, стараясь не смотреть вниз. Видел в темноте лицо Рустама, которое по мере усилий Ларина, становилось все отчетливей. И вот наконец, оно стало совсем близко. Ларин увидел протянутые к нему две жилистых руки, которые подхватили его, помогая вскарабкаться на ограждение лоджии.
– Все путем? – спросил Рустам, когда
– Это чего, те вещи, за которыми ты лазил?
Ларин размахнувшись, бросил их вниз, потом сказал угрюмо:
– Пошли отсюда. Давай, сматывай веревку, и уходим.
Рустам хмыкнул и не стал задавать никаких вопросов, видя как Гарику хреново. Угрюмый он какой-то стал, так чего лезть в душу.
Когда садились в машину, Гарик тоскливо взглянул на Рустама.
– Слушай, Рустик, поедем, посидим, где-нибудь. Водочки выпьем?
Рустам призадумался.
– Зачем, где-нибудь? Поехали ко мне. У меня трехкомнатная квартира. Правда, жена. Но она спит. А мы же шуметь не будем?
– Конечно, не будем, – охотно согласился Ларин. – Не поверишь, но все тело дрожит от напряжения. И как эти идиоты, альпинисты, лазают по горам и еще испытывают от этого кайф. Для меня кайф, это водка и бабы. Поехали, – сказал лейтенант.
Заехав в магазин, Ларин купил два литра водки, пива и закуски. Все это притащил в машину в двух руках.
– Давай по стакану, а то не могу руль держать, – сказал Ларин, усаживаясь на сиденье и откупоривая бутылку с водкой.
Рустам не отказался. Переволновался, пока там, в квартире ждал Гарика. Хоть тот и не говорит, но что-то у него прошло не так. Потому и угрюмый он такой. Молчит все и молчит.
Потом они сидели на кухне у Рустама и опять пили. Рустам мало чего помнил. Помнил, как из спальни пришла жена, сначала ругалась на обоих, а потом села с ними за стол. Наверное, Гарик пригласил ее. Потом Рустам уже ничего не помнил. Сознание, точно отключилось.
Утром он проснулся оттого, что из спальни доносились стоны жены, и сразу задался вопросом: если он тут в кухне, лежит на полу, то кто там с ней? Пошатываясь, он добрел до спальни, открыл дверь, и увидел, что жена и Гарик лежат оба на кровати и занимаются любовью.
Заметив, что он подсматривает, жена как полоумная закричала на него, чтобы он закрыл дверь. И Рустам послушался. Вернувшись в кухню, он сел за стол, и допив остатки водки, уснул прямо за столом. Очнулся, когда жена растолкала его. Открыл глаза. Более подлого существа, чем эта женщина, он в своей жизни не встречал.
– Убью тебя, – произнес он со злостью, испытывая к жене самые мерзкие чувства. Жена только рассмеялась.
– Ты никогда не был настоящим мужиком. А потом, к чему вся эта ревность? Ведь мы уже почти полгода не занимаемся с тобой сексом. На-ка, лучше выпей, – сказала жена и поставила перед Рустамом целый стакан водки. Рустам выпил, обтер влажные губы.
– Твой друг ушел. Сказал, что через пару дней позвонит. Передаст тебе деньги.
– Что? Деньги? Не нужны мне его деньги.
– А мне нужны, – настойчиво произнесла жена. – Так что пойдешь, и возьмешь. И не раскисай, как баба, – жестким голосом сказала она.
Вместо обещанных пары дней, Ларин позвонил через неделю, попросил придти Рустама в ресторан на Чистопрудном.
Глава 17
Грек вошел в кабинет усталый, злой, и Федор сразу понял, что с этим все ясно. Поговорка, будто опера, кормят ноги, не оправдала себя, и похвастаться капитану было нечем.