Ненасыть
Шрифт:
Серому на пару секунд становится стыдно. Он не успевает открыть рот, чтобы извиниться, – мама встряхивает головой, смотрит исподлобья и продолжает:
– А платья нашего размера у них откуда? И обувь! Да еще парные костюмы Михася и Верочки! Ты хоть знаешь, как сложно подобрать подобное?! А на всех всё сидит идеально!
Серый встает в тупик. Подметить размер одежды и обуви – ему бы такое и в голову не пришло. Это так по-женски и так… логично.
– Ну… Наверное, у них тут какой-нибудь склад остался. От театра, – шутит Серый. – Костюмы
– Сережа! – сердится мама. – Ты думаешь, я безразмерную вещь не узнаю? Послушай, тут все слишком странно: сад, дом, курочки эти, картошечка… Электричество, кстати, тоже непонятно откуда! Никаких генераторов нет. Мне здесь не по себе. Давай уйдем, а? Я не хочу, чтобы что-то случилось и с тобой! Ты же у меня один остался, – мамин голос срывается на сбивчивый шепот, в нем звучат подступающие слезы.
Серый со стоном плюхается на подушку и страдальчески сводит брови. Он терпеть не может ее слезы – он не знает, что с ними делать. Успокаивать женщин, тем более маму, отец его не научил. Не успел.
– Ма-а-ам, ну что ты, в самом деле? Ничего страшного пока не случилось! Я цел, здоров и даже сыт. Мам, давай без паники? Мы можем уйти в любой момент – ворота открыты, забор у них невысокий. Но лично мне неохота опять ворошить хмарь. А здесь я выспался по-человечески.
– Но…
– Мам, впервые за эти годы я нормально поспал! Тут есть нормальная еда! Свежее мясо, яйца, овощи, даже, блин, яблоки! Ты хочешь увести нас от всего этого потому, что у них есть платья вашего размера и электричество? – Серый щелкает пальцами перед маминым носом. – Ау! Земля вызывает разум, прием!
Сон и еда – это хороший аргумент. Да и в исполнении Серого подозрения звучат на редкость глупо. Мама моргает, словно только что осознает, откуда хочет уйти.
– Они приняли нас как гостей, – продолжает Серый, – накормили, напоили, в баньке попарили, спать уложили…
– Мне напомнить, кто тоже себя так вел? Очень неоднозначный был персонаж! По некоторым источникам детей ел, – замечает мама.
Ее слезы так и не проливаются – высыхают, не успев начаться. Серый с облегчением смеется.
– На Бабу-ягу эти двое точно не похожи. Мам, я не хочу уходить. Давай останемся.
– Ладно, – неохотно говорит она. – Но по первой же моей команде…
– Хватаем ноги в руки и бежим, – кивает Серый, встает и потягивается. Тело отзывается приятной истомой. Усталости и уныния больше нет, а ведь последний год они были неизменными спутницами. – Ох, классно-то как!
Мама хмыкает и бросает в него, полуголого, комок махрового тряпья, который оказывается еще одним халатом. Довольная мордашка Серого ее успокаивает. Тревожный огонек в глазах гаснет.
– Умывайся уже. И так на завтрак опоздали.
Серый понимает, что мамина молитва не была сном, и оглядывается, замерев с зубной щеткой в руках.
– Ты что, все это время сидела и ждала, когда я проснусь?
Мама
– Мы с Прапором сегодня не спали, по очереди дежурили. Мало ли, вдруг рыжая хмарь сюда все-таки залетает, – она хмуро смотрит в окно.
– Я слышал, ты молилась…
– Привычка – вторая натура, – она обнимает себя за плечи и кивает в сторону белой двери: – Ванная там.
Уборная под стать остальному дому: золоченые краны, раковина на вычурном столике, ванна на гнутых ножках. Смешит унитаз – он сделан в виде деревянного кресла с резной спинкой и подлокотниками и больше похож на трон, чем на отхожее место. Возвращение унитаза к первозданной чистоте осуществляется с помощью затейливой подвески на золотистой цепочке. Серый моментально приходит в великолепное настроение, едва устроившись на сиденье.
– Я, Сержио Пятый, король Ваннерленда и Туалетодонии, своим высочайшим повелением приказываю очистить мир от хмари! Да будет так! – выдает он торжественным голосом и величественно дергает за подвеску.
– Сережа, ты чего? – кричит мама сквозь шум воды.
Семнадцатилетний идиот в лице Серого хлопает по крышке и радостно гогочет. Мама встречает его сияющую физиономию снисходительным вздохом.
– Какой ты еще мальчишка.
– Ага, – кивает Серый, даже не пытаясь убрать дурацкую улыбку.
Они переодеваются во вчерашние костюмы, по привычке сцепляют руки и выходят из гостевого крыла по широкому, украшенному картинами и вазами коридору. Вид восхищает: потолок в затейливых узорах, тяжелые люстры переливаются хрусталем, стены обиты шелковой тканью, в огромных зеркалах отражаются окна – словом, всюду роскошь дворянской усадьбы. Особое внимание привлекают картины. Серый не выдерживает – останавливается у ближайшей.
– О, мам, смотри, тут женщина в твоем платье!
Мама замедляет шаг и с интересом смотрит на портрет. Женщина надменно улыбается в ответ, опустив одну руку на прислоненный к креслу меч. На ее коленях сидит ребенок, который держит в руках кисточку и разукрашивает листья плюща. Плющ аркой укрывает пару, его листья торчат из венка на голове ребенка и скользят по плечам незнакомки. Присмотревшись, Серый понимает, что за ее спиной не спинка кресла, а щит. Всё выписано невероятно тонко, сквозь сорочку ребенка просвечивает розовое тело, а в каплях росы на плюще играет отражение женщины. Серый в восторге, маме отчего-то портрет не нравится.
– Да, действительно, очень похоже, – зябко передернув плечами, говорит она и тянет Серого дальше. – Пошли быстрее, потом посмотришь.
Серый выворачивает шею до последнего – в галерее еще много картин: есть и пара, чья одежда очень похожа на наряды Верочки и Михася, и девушка в голубом. Он открывает рот, чтобы попросить маму вернуться, но тут по коридору пробегает ветер и приносит с собой аромат сдобы. Густой, теплый, одуряющий запах свежей выпечки… Желудок издает нетерпеливое урчание. Серый сразу же забывает о картинах и ускоряет шаг.