Ненасытность
Шрифт:
И он очень переживал, когда она повернулась к нему спиной. Но он понимал ее! В то время он был ужасно незрелым, и в его охоте на всех попадающихся ему женщин было что-то постыдное и ребяческое.
— Бенедикте счастлива? — спросил он доктора Вольдена.
— Да, мне кажется, так можно сказать. Она живет в окружении любящих ее людей, и к тому же у нее есть сын, маленький Андре.
Сандер нахмурил брови.
— Бенедикте замужем?
— Нет, Бенедикте не замужем. Но она очень хорошо воспитывает Андре. Разумеется, все члены семьи обожают его, и в школе
— В школе? Сколько же лет мальчику?
— Андре? Девять. А что?
Было видно, как сжались у Сандера кулаки. В горле у него вдруг пересохло.
— Скажи мне, ты случайно не знаешь, когда родился мальчик?
— Конечно знаю. Он родился 28 апреля 1892 года. Ты хочешь сделать ему подарок? — с улыбкой сказал Кристоффер.
Сандер ничего не ответил. Он что-то высчитывал в уме в это время. И тут снова вошла Бенедикте. Она снова обрела равновесие.
Приподнявшись на локте, он воскликнул:
— Почему ты ничего не сказала мне?
Бенедикте вопросительно взглянула на Кристоффера. И тот коротко пояснил:
— Об Андре.
Теперь он все понял.
Она ответила Сандеру негромко:
— Я хотела сказать тебе об этом, когда поняла, что случилось со мной. Но ты тогда был уже женат.
Сандер снова лег на спину, закрыв руками лицо. Все были растеряны.
Наконец тишину нарушил Кристоффер:
— У вас будет потом возможность поговорить. Но теперь, как мне кажется, ты должна сконцентрировать свои усилия на пациентах, Бенедикте.
— Да, конечно, — пробормотала она, снова подходя к постели крестьянина. Она села, повернувшись к Сандеру спиной.
Теперь Кристофферу стало ясно, откуда у Андре такая красивая внешность. Его лицо было точной копией лица молодого ученого. Почему он раньше не задумывался над этим сходством?
Он оставался в палате, пока Бенедикте не закончила процедуру с крестьянином.
— Могу я… подождать… с Сандером? — осторожно спросила она. — Я займусь им потом, и поговорить мы с ним сможем… Он ведь не самый тяжелый больной?
— Нет. Ты можешь отложить пока это. Пойдем, я отведу тебя к другим больным.
Они вышли во двор. Кристоффер повел ее в другой корпус, где в палате номер три лежали две женщины. У него самого были дела в других местах, и он объяснил ей, как его найти.
Бенедикте занялась обеими женщинами. Но в мыслях ее был такой разброд, что ей приходилось то и дело одергивать себя, напоминать самой себе о цели своего прихода.
Сандер…
Она была просто потрясена, увидев его через столько лет. И он показался ей почти таким же привлекательным, что и прежде. Но теперь он стал старше, и вид у него был отнюдь не счастливый.
Им предстоял разговор. О чем? Об Андре, разумеется. Но что она могла ему сказать?
Нет, ей следует думать о ее сиюминутных обязанностях. И она рассеянно улыбнулась женщине, лежащей в постели.
Она уже знала, в какой корпус ей следует идти потом. И когда она вышла в коридор, она услышала доносившийся из другой палаты голос:
— Вы, что, с ума посходили?
Молоденькая медсестра выскочила из палаты и хотела уже пронестись мимо Бенедикте, но та схватила ее за руку.
— Где лежит Марит из Свельтена? — спросила она.
Едва сдерживая слезы, девушка указала ей на дверь в другом конце коридора. И Бенедикте ее отпустила.
Бенедикте вспомнила это имя: Марит из Свельтена. Это за нее так беспокоился Кристоффер. Это она прожила всю свою жизнь в печали, нужде и тяжком труде.
Теперь у Бенедикте была возможность обрадовать Кристоффера. А может быть даже, вернуть к жизни бедную женщину.
Но когда она вошла в палату, где лежала Марит, она сразу же поняла, что явилась слишком поздно. Лежащая в постели женщина была уже на пути в иной мир.
Марит из Свельтена лежала в глубокой коме. Дыхания не было, оставалось только гадать о том, жива ли она.
Бенедикте предстояло сосредоточить все свои усилия, чтобы повернуть процесс вспять. Сев на край постели, она взяла в свои ладони хрупкую, истощенную руку. И направила всю свою мысленную энергию на то, чтобы вдохнуть жизнь в это угасшее тело, оживить артерии, нервные узлы, все органы. Она говорила с умирающей, пытаясь передать ей волю к жизни, даже пытаясь гипнотизировать Марит из Свельтена, чтобы повернуть процесс в нужную сторону.
Бенедикте долго просидела возле Марит. Она чувствовала, как пот заливает ей глаза, все ее тело дрожало от напряжения, сердце бешено стучало, она отдавала все, что имела, этому несчастному созданию. На миг в голове у нее пронеслась предательская мысль о том, что она, возможно, оказывает Марит медвежью услугу и что ее будущая жизнь будет такой же беспросветной, как и предыдущая, но то были опасные мысли, они сводили на нет все усилия Бенедикте, и она прогнала их прочь.
Внезапно дверь отворилась, и вошел священник. Бенедикте встала, ей не хотелось давать какие-либо объяснения церковнику, она знала, что им не понять друг друга. К тому же она знала, что больше ничем не может помочь Марит: теперь Марит сама должна была продолжать ту борьбу, к которой ее подключила Бенедикте. И поскольку причастие не могло ей навредить — возможно даже, могло чем-то помочь — она кивнула священнику и сопровождавшей его медсестре и вышла.
Она продолжила свой обход согласно указаниям Кристоффера, направляясь в те корпуса, где лежали зараженные. Всем было любопытно, кто она такая, и когда она объясняла, что у нее целительные руки, все сразу же успокаивались. В ней видели спасение. Двое медсестер очень подозрительно смотрели на нее, и Бенедикте была рада, что не встретила никого из врачей. Им бы явно не понравилось подобное знахарство.
Но за ее спиной стоял Кристоффер.
В конце концов ей осталось заняться только одним Сандером Бринком.