Ненависть к музыке. Короткие трактаты
Шрифт:
Эта придворная дама, особо приближенная к императрице Садако, добавляла: «Услышать, как постукивают за перегородкой палочки для еды, сталкиваясь между собой. Услышать звяканье ручки сосуда, в который наливают рисовое вино. И слабые отзвуки голосов за перегородкой».
Музыка естественным образом связана с темой звука из-за перегородки. В самых древних сказаниях можно найти эту тему настороженного подслушивания, признания, нечаянно услышанного сквозь ткань драпировки в датских замках [25] , или через стену в Риме, в Лидии, или через тростниковую ширму в Египте. Можно допустить, что слушание музыки заключается не столько в том, чтобы отвлечь человеческий дух от звукового страдания, сколько в том, чтобы попытаться воссоздать врожденную, животную чуткость. Характерная черта гармонии состоит в возрождении звукового любопытства, исчезающего, как только мы получаем в дар от природы связную, четкую речь.
25
Намек на сцену из «Гамлета», где Полоний, спрятавшись за портьерой, подслушивает
Первые годы V века, Рим. Апронения Авиция [26] пишет письмо, которое начинается словами «Раепе evenerat ut tecum…» [27] , и говорит в одном месте о том, как глубоко потряс ее «волнующий звук рожка с игральными костями, когда его встряхивают». Затем она переходит к другим темам. Бывают шумы, которые «взыгрывают» в каждом из нас. И хотя Апронения принадлежала к партии язычников, ее связывали с Пробой (патрицианкой, исповедующей христианство, которая отворила ворота Рима воинам-готам Алариха [28] ) и с Паулой (святой Паулой [29] ) чисто человеческие и клиентские [30] отношения. Одно из полотен Клода Лоррена, находящееся в мадридском музее Прадо и названное «Отплытие святой Паулы из Остии» [31] , дает представление о внешности Апронении, которая стояла в 385 году на пирсе Остии рядом с Евстохией [32] , сопровождавшей святую Паулу в море.
26
Апронения Авиция — героиня романа П. Киньяра «Записки на табличках Апронении Авиции», римская патрицианка.
27
Лат. «Едва не случилось с тобой…»
28
Аларих (376–410) — вождь и первый король вестготов.
29
Паула Римская (347–404) — римская аристократка, одна из создательниц женского монашества, корреспондентка и покровительница Иеронима Стридонского.
30
В Древнем Риме клиентские отношения, т. е. отношения между клиентом и патроном (покровителем) — основная форма зависимости свободных людей, выполнение обязательств перед патроном.
31
Клод Лоррен (1600? 16047-1682) — французский художник. Упомянута картина 1639 г. Остия — ныне Остия-Антика (Ostia Antica) — римский город в устье Тибра, главная гавань Древнего Рима.
32
Евстохия (7-418/419) — одна из дочерей Паулы, монахиня.
Море безбурно. Небосвод изливает на землю потоки дневного света, и тот размывает, попутно увеличивая, формы, на которые ложится. Всё безмолвствует перед островом, где путников подстерегают сирены [33] .
Сирены — это Апронения, Евстохия, святая Паула.
В каждой любимой музыке есть толика ее прошлого, добавленная к самой музыке. Такая mousike, в чисто греческом смысле, добавляется к самой музыке. Это подобие «добавленной музыки» сбивает землю с пути, заставляя ее изойти криками, от которых мы страдали, даже не умея их назвать, даже не в силах определить их источник. Эти звуки — невидимые, никогда не знавшие видимости, — блуждают в нас. Древние звуки, которые нас преследовали, когда мы еще были незрячими. Когда еще не умели дышать. Не умели кричать. Но уже слышали.
33
См.: Гомер, Одиссея, ХИ, 45 слл.
В редчайшие мгновения музыку можно определить как нечто менее звучное, чем звук. Нечто, связывающее всё, что шумит. (Иначе говоря: обрывок связанного звучания. Обрывок звука, в котором ностальгия стремится замереть в настигнутом и постигнутом. Или еще более простой monstrum [34] : это отрывок семантического звучания, лишенный смысла.)
То, что подразумевают понятия pavor, terror [35] в воспоминаниях, свидетельствует, что детства не исправишь и что эта его неисправимость стала расширяющей, яростной и созидательной. Мы можем только ворошить эти «семантические, неопределимые» залежи, эти асемические семы [36] . Мы можем только заставить их стонать, как стонем, ощупывая рану, чтобы понять, насколько она опасна. Как стонем, вытаскивая из багровых краев раны нити швов, которые гниют и заражают кровь.
34
Лат. пример, предзнаменование.
35
Pavor, terror (лат.) — боязнь, страх.
36
Сема (лингв.) — единица смысла. Асемические семы — ничего уже не значащие единицы значения, например, «аааа» как крик.
Шрам детства, как и то, что предшествовало ему, как и то, что изливается в ночном звуке, станет его плоской энцефалограммой [37] .
Гораций нигде ни разу, ни единым словом не помянул свою мать. Из свидетельств Бария [38] ,
37
Устаревший термин, означающий низкоамплитудную энцефалограмму без значительных колебаний; метафора забытья.
38
Луций Варий Руф (74–14 до н. э.) — римский трагик из круга Мецената, редактор «Энеиды» Вергилия.
39
Марк Валерий Мессала Корвин (64–13 до н. э.) — крупный римский государственный деятель, оратор, покровитель поэтов.
40
Гай Цильний Меценат (ок. 70 — 8 до н. э.) — римский военачальник, приближенный императора Октавиана Августа, покровитель искусств и эпикурейской философии.
41
Стихотворное письмо Квинта Горация Флакка к аристократам Пизонам, начинавшим свой путь в литературу, о композиции и стиле поэзии, особенно драматической, часто цитируется как «Искусство поэзии». (пер. М.Л. Гаспарова):
…то, что дошло через слух, всегда волнует слабее,
Нежели то, что зорким глазам предстает необманно.
Segnius irritant animos demissa per aures
Quam quae sunt oculis subjecta fidelibus.
Отец Санадон [42] предпочел перевести это двустишие философски-спокойной сентенцией в прозе:
«То, что поражает наш слух, воздействует куда меньше, чем то, что поражает зрение».
Феофраст [43] , напротив, утверждал, что самый широкий путь страстям открывает именно акустическое восприятие. Он говорил, что зрение, осязание, обоняние и вкус доставляют человеческой душе куда менее сильные потрясения, нежели те, коими нас волнует слух, — «громы и стенания».
42
Ноэль-Этьен Санадон (1676–1733) — богослов-иезуит, поэт и переводчик; его перевод Горация долгое время считался каноническим.
43
Феофраст (или Теофраст, прозвище означает «богоречивый») (ок. 371–287 до н. э.) — ученик Аристотеля, естествоиспытатель и теоретик музыки.
Видимые сцены повергают меня в оцепенение и обрекают на молчание, которое само по себе есть песнь беззвучия. Я страдал от немоты: это песнь безмолвия. Это танец, где люди мерно качаются взад-вперед. Или где голова вращается из стороны в сторону. Безмолвие — ритмично.
Но среди большинства пронзительных криков некоторые, самые резкие, безмерно потрясают меня, доводя до аритмии.
Звуки тонут в молчании слуха, куда более мучительном, нежели молчание зрения, о коем Гораций писал, однако, что оно являет собою первое эстетическое страдание [44] .
44
Отсылка к уже процитированным строкам из «Послания к Пизонам».
Одна лишь музыка потрясает до боли.
Гораций утверждал также, что безмолвие не может полностью распадаться само по себе. Звуковая аннигиляция не способна достичь конца своего распада — абсолютной тишины. Он писал, что тишина даже в полдень, даже в момент самого сильного летнего зноя «жужжит» на застывших речных берегах [45] .
Познание света, познание атмосферного воздуха — все эти знания имеют тот же возраст, что и мы сами. В наших обществах возраст указывается не с момента зачатия, но с момента рождения, в следующем порядке: семейном, символическом, лингвистическом, социальном, историческом.
45
Отсылка сразу к нескольким одам Горация, вероятно, прежде всего к III, 13 «Ключ Бандузии».
Знакомство с миром звуков, без способности выразить его словами, без способности понимания или вербального отражения и даже без уха для языка, в котором нам еще предстоит родиться, — это знакомство предваряет наше появление на свет. На несколько месяцев. На два или три времени года.
Звуки предшествуют нашему рождению. Предваряют наш возраст. Предваряют даже звук имени, которого мы еще не носим, которое будем носить лишь через долгое время после того, как оно прозвучит вокруг нашего отсутствия в воздухе и в свете, ибо и тому и другому еще незнакомо наше лицо, еще неведом наш пол.
Mousike et pavor — музыка и страх.
Ночной страх (pavor nocturnus). Шорохи, возня крыс и муравьев, капанье воды из крана или из водосточной трубы, дыхание в полумраке, невнятные стоны, приглушенные крики, безмолвие, которое внезапно перестает казаться естественным, присущим этому месту, звон будильника, стук ветвей в окно, стук дождя по крыше, петух.
Дневной страх (pavor diurnus). В святилище. В коридоре на улице Себастьен-Боттен [46] , в течение двадцати пяти лет: вокруг никого, а мы все же говорим вполголоса. Шепчем, как монахи. Лишь изредка звучат робкие смешки. Мы похожи на ивовые манекены — римляне называли их larva, — а еще более древние мертвецы управляли ими, дергая за ниточки.
46
На улице Себастьен-Боттен находится издательство «Галлимар», где работал П. Киньяр.