Ненависть к музыке. Короткие трактаты
Шрифт:
На правом берегу Сены, в Опере, госпожа де Мер-тей с улыбкой кивает виконту и президентше, но проходит мимо, не сказав ни слова: очередной любовник любезно приподнимает перед ней дверную портьеру. Мадам де Мертей избежала оспы, ее лицо осталось невредимым. Она не только выиграла свой процесс, но суд постановил выдать ей немалую сумму — восемнадцать тысяч ливров. Она осталась жить в Париже, невзирая на впечатление, произведенное ее письмами. Подпорченная репутация маркизы способствует ее светским успехам. В обществе, в театре комедии мужчины так настойчиво осаждают ее, что вздохнуть некогда. И она решает совершить путешествие, притом в одиночку. Садится на корабль в порту Гавр де Грас, пересекает Ла-Манш и едет в берлине [262] через поля Гемпшира. Внезапно в облаках гремит гром, сверкает молния. Маркиза знаком приказывает кучеру остановиться и приобретает в предместье Дина миленький домик в двадцать комнат. К нему ведет длинная извилистая аллея, усыпанная серым гравием. За домом, посреди луга, виднеется большой пруд, окруженный
262
Берлина — дорожная коляска.
Низкие холмы на горизонте сливаются с облаками. Лазурный воздух влажен.
И всё безмолвствует.
Госпожа де Мертей ежедневно после полудня посещает бедняков и беднячек. Среди них она замечает двух девушек — Кассандру и Джейн, которые живут на окраине городка, в маленьком приходе Сти-вентон; ей нравится распевать вместе с ними мелодии Джексона из Эксетера [263] . Маркиза научилась играть на басовой виоле у бывшего виолониста Королевского оркестра. Она приглашает к себе своих новых подружек, чтобы разыгрывать вместе с ними короткие трио Генделя или Ке д’Эрвелуа [264] , прерывая исполнения приступами неудержимого хохота. Джейн дарит маркизе ноты старой пьесы Пёрселла [265] , несколько иного жанра; ноты свернуты в трубку и перевязаны серой атласной ленточкой. Эта пьеса, несмотря на старомодный лад, приводит маркизу в полный восторг. Кассандра исполняет партию флейты, Джейн сидит за клавесином, а маркиза играет на бас-виоле, отстукивая ногой ритм; вместе они разбирают эту старинную пьесу целиком. Когда они заканчивают игру, на дворе уже стоит ночь. Женщины пьют вино, болтают всякие глупости, маркиза подзуживает их на большее, но обеим мисс Остин это не по нраву. Внезапно раздается крик петуха, и мисс Джейн вскакивает с дивана, побледнев от испуга. Она хватает сестру за руку, и девушки, подобрав юбки, опрометью бегут к своему дому. Маркиза, надеясь все-таки соблазнить Джейн, велит купить для помещения стивентонской школы (служившего сто лет назад свинарником) настоящее пианино стоимостью в сорок гиней. Сама маркиза не в восторге от неверного звучания этого инструмента, зато Джейн себя не помнит от счастья. Маркиза приобретает и пытается исполнить на своей виоле все произведения, подписанные Генри Пёрселлом, которые по ее поручению разыскали в Лондоне; она даже начинает заниматься пением, чтобы исполнять их с голоса, но обе девушки не хотят помогать ей, находя эту музыку чересчур манерной. Что ж, если так, маркиза увлекается крикетом. Отныне она носит платья-амазонки и проклинает пышные сборчатые юбки, входящие в моду. По совету Джейн она читает поэмы Крабба [266] , и они приводят ее в восторг. Все чаше и чаще уходит она гулять в лес, который тянется вдоль ее владений; его пересекает речушка, чью воду направили по узенькому, хлипкому желобу в водоем, скрытый от посторонних глаз раскидистыми вязами. Среди ее крестьян есть трое-четверо молодых игроков в крикет, которых она вызывает к себе, когда ее тело внезапно требует плотских утех. Но при этом надевает на своих избранников маски зверей, чтобы видеть в них только жизнь или, по крайней мере, одну из ее сторон, кажущуюся ей самой искренней и самой возбуждающей. Постепенно она остывает к молодым любовникам. Да и беседы с девушками тоже наскучили ей, а их стойкое презрение к творчеству Пёрселла все чаще и чаще ввергает ее в расстройство, даром что они сами познакомили ее с его музыкой. Вопреки шпилькам Джейн, маркиза ни на минуту не чувствует, что стареет, потому что ее волнуют эти старинные звуки двухсотлетней давности. И она готовится покинуть Гемпшир.
263
Уильям Джексон, известный как Джексон из Эксетера (1730–1793) — английский органист и композитор (Эксетер — главный город английского графства Девоншир, на судоходной реке Экс).
264
Георг Фридрих Гендель (1685–1759) — немецкий, а с 1710 года английский композитор эпохи барокко, известный своими операми, ораториями и концертами. Луи Ке д’Эрвелуа (1670/1680-1760) — французский исполнитель на виоле да гамба, композитор, автор пьес для виолы да гамба.
265
Генри Пёрселл (1659–1695) — английский композитор, крупнейший представитель раннего английского барокко, автор музыки к драматическим спектаклям, пьес, приветственных и траурных од, светских и духовных песен («арий»).
266
Джордж Крабб (1754–1832) — английский поэт, врач и священник, энтомолог-любитель.
С возрастом у нее возникают странные причуды, которые в Дине никого не шокируют: например, ей хотелось бы превратиться в кенгуру. Она убеждена, что Гренландии не существует. Утверждает, что и Бога тоже не существует. Она твердо уверена, что люди могут летать. Говорит, что самые сильные запахи постепенно исчезают из этого мира. Признаётся, что по весне была бы счастлива превратиться в мошку, летающую над цветами. Объявляет, что ей нравится энергия во взглядах женщин, во взгляде
В марте 1798 года маркиза де Мертей, наскучив своими юными подружками и игроками в крикет, вернулась во Францию. Она высадилась в Дьеппе и, не заезжая в Париж, отправилась в карете к себе в имение Жарго, на берегу Луары, недалеко от Орлеана.
Там видит она разоренный замок. И приказывает восстановить его. Работы длятся уже три месяца. После долгих колебаний, оставив рабочих на стройке, среди камней, пыли и шума, маркиза, набравшись храбрости, решается ехать в Париж.
В сентябре 1798 года маркиза де Мертей приезжает в Медон, где встречается с американцем Бенджамином Франклином и ужинает с ним. Он производит на нее впечатление круглого дурака. Она отталкивает его руки, которые дерзко гладят ее колени. У нее вызывает жгучий интерес открытие Промышленной выставки на Марсовом поле, которую нахваливает американец. Бенджамин Франклин говорит ей: «Тот, кто не слышал тост, произнесенный Жаком Дантоном в трапезной монастыря Якобинцев, не знает, как звучит подлинный мужской голос».
На следующее утро, еще до рассвета, маркиза приказывает запрягать лошадей. Она покидает Медон. Проезжает по Севрскому мосту. Едет через поля, по набережным. Прибывает в старый город. Первое впечатление, испытанное маркизой при виде Парижа, — изумление и страх. На площадях снесены все статуи. Гражданская война изуродовала облик столицы. Множество знакомых особняков разрушено. Здания и сады религиозных общин разграблены и осквернены. Уцелевшие жилые дома из-за отсутствия ухода пребывают в состоянии полного упадка и тонут в грязи.
Парки, некогда открытые на правом берегу Сены для гуляющей публики, запущены.
Небо кажется белесым, а мелкий, бесшумный, тоже белесый дождик, почти нормандский, застит взгляд. Карета маркизы едет по мощеной набережной вдоль Сены. И внезапно она чувствует себя здесь почти иностранкой. Более того, ей кажется, что она превратилась в душу, открывающую для себя иной мир. Оба берега реки вызывают у нее гадливость унылым видом людей, толпящихся на набережных, и тощих, бледных, полуголых ребятишек, которые играют у воды.
На каменном парапете набережной она видит три слова, выцарапанных ножом и натертых углем: «СВОБОДА ИЛИ СМЕРТЬ». И внезапно вспоминает, что знала человека, который сделал из этого лозунга тайну своей жизни.
У нее больно сжимается сердце.
Она просит кучера остановиться.
Маркиза выходит из кареты под моросящий дождь. Она прижимает руку к сердцу. Осклизлые плиты набережной затрудняют ходьбу, но она все же кое-как добирается до надписи. Останавливается рядом с антикваром, который, невзирая на дождь, молча раскладывает книги на своем прилавке. Берет в руки томик, машинально вытирает его своей перчаткой и видит на обложке… герб Дансени. Маркиза вздрагивает. Поспешно берет другую книгу, — эта принадлежала мужчине, с которым она встречалась при Дворе и разделяла плотские услады. Антиквар торопит ее, прося назвать свою цену. Раздраженная его настойчивостью, она оставляет книги на прилавке.
И отходит, думая: «Если я покопаюсь там еще, то наткнусь на книгу с гербом Вальмона».
Она не произносит это имя вслух, но внезапно у нее подкашиваются ноги.
Она хватается за каменный парапет набережной. Ее глаза заволакивает туман.
Постепенно ее дыхание выравнивается.
Маркиза открывает глаза. Внизу, у самой воды, человек с удочкой резким взмахом подсекает рыбу. Маркиза спешит отвернуться. По ее щеке катится слеза. Она машинально вытирает запачканную перчатку. Хочет подняться в карету, но ей мешает слабость.
Кучер слезает с козел и подходит к ней. Маркиза задыхается. Шепчет ему: «Дайте мне руку. Помогите мне. Мы не поедем на Промышленную выставку. Мы вернемся в Жарго. Мы вернемся в Жарго…»
И повторяет, почти неслышно: «В Жарго! В Жарго!», словно умоляя своего собственного слугу.
А в Жарго стоит конец лета. Погода великолепная, хотя и душновато. Маркизу притягивает медлительная Луара.
По вечерам она велит вынести на прибрежный песок — такой теплый и мягкий, тянущийся желтой полосой вдоль величественной реки, — шезлонг, графин холодной воды, ведерко и соломенную шляпу с желтой газовой вуалью из Голландии. Мадам де Мертей нравится лежать в своем шезлонге, держа в руках длинный шест с удочкой на конце. Она забрасывает в реку наживку. И звучит напев. Она напевает Joy Пёрселла [267] . Напевает его O Solitude [268] . И вытаскивает из воды окуньков, совсем крошечных, с палец.
267
Joy (англ.) — гимн «Радость» (полное название: Joy, mirth, triumphs I do defy, точная дата создания неизвестна).