Ненависть

Краснов Петр Николаевич

— Здорово!.. И во главѣ ея?..

— Жидъ!..

— Ну это, товарищъ, ты заливаешь… Но, какъ мнѣ все это понимать. Вѣдь я чекистъ.

— Доноси. Но отсюда живымъ не уйдешь!

— То есть, какъ это такъ, живымъ, говоришъ не уйду?

— Да, — сказалъ Малининъ и снова взялся за револьверъ.

— Оставь, — строго сказалъ Драчъ. — Брось эту игрушку. У меня не хуже твоей есть… Продолжимъ дискуссiю… Ты Троцкаго-то помнишь?.. А, помнишь?.. Тотъ тоже выправлять хотѣлъ… И вотъ и выправляетъ у чорта на куличкахъ такой-же старый и облѣзлый,

какъ и ты… Партiя не для стариковъ… Да, ты револьверомъ-то не верти… Я твоей игрушки не боюсь… Обязанъ донести и донесу… По чистой совѣсти… То, что ты намъ сказалъ сейчасъ — хуже меньшевизма… А убить — попробуй!.. Я видный чекистъ и меня убить?.. Гмъ!.. Еще не родился тотъ человѣкъ, который меня да убьетъ.

— Товарищъ Гранитовъ… Что скажете вы?.. Передъ нами выборъ… Или съ нами — спасенiе Россiи и коммунизма… Спасенiе всей работы Ленина, или съ ними гибель, крушенiе всего… Смерть.

— Я не измѣнилъ и не измѣню партiи, — со злобою сказалъ Володя и тоже досталъ револьверъ.

— Брось, — строго кинулъ ему Драчъ. — Положи въ кобуръ. Не надо этого, мы его пожалѣемъ…

И въ это слово: — «пожалѣемъ» Драчъ вложилъ такую злобную иронiю, что у Володи руки и ноги похолодѣли.

* * *

Володя понялъ, что ихъ разговоръ дошелъ до такой точки, что они уже играли съ жизнью. Или сейчасъ ихъ обоихъ прихлопнетъ Малининъ, или имъ надо прикончить Малинина, который ихъ такъ не выпуститъ. Да, и можетъ быть у него тутъ гдѣ нибудь подлѣ припрятаны люди… Но убить виднаго комиссара?.. Это совсѣмъ не то, что донести на него. На мертваго не покажешь.

Малининъ мрачнымъ, тяжелымъ взглядомъ смотрѣлъ то на Володю, то на Драча. Онъ опять взялъ револьверъ, но взялъ его какъ то вяло и нерѣшительно.

— Ну, такъ и чортъ съ вами, — сказалъ Малининъ. Но звукъ его голоса не отвѣчалъ тому, что онъ сказалъ. Онъ былъ глухъ и невнятенъ.

Въ тотъ же мигъ Драчъ ловкимъ движенiемъ очутился за столомъ, позади Малинина и схватилъ того за руки у кистей. Онъ потащилъ его на середину комнаты и повалилъ на коверъ. Малининъ сопротивлялся и старался повернуть револьверъ на Драча и поставить кнопку его на «огонь». Драчъ въ свою очередь направлялъ руку Малинина съ револьверомъ къ виску Малинина.

Володя растерянно топтался подлѣ, ничего не предпринимая.

— Гранитовъ, да навались, чортъ, на него. Ишь жилистый такой, дьяволъ!.. Кусается стерва!.. Дави его, сволочь, на храпъ! Не бей, слѣдовъ чтобы никакихъ… Дави!.. Души!.. Вотъ такъ!.. Ага, помягчѣлъ… Старый чортъ!

Драчъ задыхался отъ напряженiя. Наконецъ, ему удалось приставить револьверъ Малилина къ виску и повернуть кнопку. Онъ нажалъ на спусковой крючокъ.

Негромко, какъ хлопушка ударилъ выстрѣлъ. Живое тѣло задергалось подъ Володей, сидѣвшемъ верхомъ на Малининѣ и задрыгала судорожно лѣвая нога. Темный сгустокъ крови съ бѣлымъ мозгомъ вылетѣлъ на коверъ. Глаза Малинина выпучились изъ орбитъ и потомъ медленно

закрылись.

Все было кончено. Драчъ, державшiй руку Малинина отпустилъ ее и поднялся съ ковра.

— Ну, слѣзай, теперь, — сказалъ онъ отдуваясь. — Ступай къ машинкѣ. Садись и пиши, что я тебѣ буду диктовать.

Володя послушно слѣзъ съ убитаго и подошелъ къ столику съ пишущей машинкой. Драчъ подошелъ къ нему и зажегъ надъ нимъ стѣнную лампочку.

— Пиши: — «въ смерти моей никого не винить. Совершилъ растрату довѣренныхъ мнѣ денегъ»…

— Растрату?… — съ удивленiемъ спросилъ Володя и, прекративъ стучать на машинкѣ, повернулся къ Драчу.

— Ну, да, братокъ, растрату! Чему ты удивляешься?.. Отчего другого могь застрѣлиться такой правовѣрный партiецъ, какимъ былъ Малининъ?.. Стучи. Медлить намъ нельзя… «совершилъ растрату и не считая себя болѣе соотвѣтствуюшимъ темпу строительства нашей Великой республики ухожу изъ жизни»… Все… Ловко пущено?.. А?.. Елки-палки!.. Ну, давай, мнѣ листокъ. Я подмахну за него. Что?.. подпись неразборчива? Еще-бы! когда такая эмоцiя у него тогда была. Осторожнѣе, братокъ, не наступи въ кровь. Это было бы хужѣе всего… Теперь поищемъ ключа отъ денежнаго шкафа.

Драчъ былъ поразительно спокоенъ, но торопился ужасно. Володя понималъ, какъ ни глухо раздался выстрѣлъ въ комиссарскомъ кабинетѣ, онъ могъ быть услышанъ въ дальнихъ комнатахъ и даже на самой набережной, гдѣ такъ тиха и безмолвна была теплая лѣтняя ночь.

Драчъ подошелъ къ Малинину и обыскалъ карманы. Но ключа тамъ не нашелъ.

— Посмотри на шеѣ. Онъ старый крестьянинъ и навѣрно когда то носилъ крестъ на гайтанѣ, - сказалъ Володя.

Драчъ осторожно разстегнулъ кафтанъ и запустилъ руку на грудь убитаго.

— А, шерстистый чортъ, — сказалъ онъ. — Такъ и есть, будто ключики.

Володя подалъ ножъ Драчу.

— Разрѣжь, — сказалъ онъ брезгливо, — что возишься.

— Какъ можно рѣзать?.. Надо обратно надѣть. Чтобы, а ни-ни! Никто и не догадался, кто снималъ, онъ самъ или кто другой. Придержи голову, а то въ крови бы не запачкать? Володя сталъ на колѣни надъ убитымъ и держалъ голову, пока Драчъ осторожно стягивалъ съ шеи ремешокъ.

— Гляди… И крестъ, подлецъ, носилъ. Вотъ онъ какой былъ партiецъ!.. Хорошаго жука мы съ тобою прихлопнули!

Ключей было три, но Драчъ сразу сообразилъ, что замысловатый ключикъ съ бронзовой головкой и долженъ быть отъ несгораемаго шкафа. Онъ не ошибся. Ключъ ловко вошелъ въ маленькое отверстiе, прикрытое откидной мѣдной дощечкой, легко повернулся съ легкимъ мелодичнымъ звономъ, и тяжелая тройная дверь мягко и неслышно открылась.

— Ну, принимай и прячь въ карманы. Ого!.. Тутъ и валюта есть!.. Такъ награждается умъ, смѣлость и вѣрность совѣтской власти.

Драчъ вынулъ нѣсколько пачекъ червонцевъ, одну пачку длинныхъ долларовыхъ бумажекъ и двѣ пачки нѣмецкихъ марокъ.