Ненависть
Шрифт:
Дэмьен выпрямился, поставил топор на землю, прислонив его рукояткой к пню, подобрал обрубки, аккуратно сложил в высокую поленницу у стены избы. Дров уже набралось более чем достаточно, хватит всему поселку на две зимы, но он никак не мог остановиться. Утром рубил лес, днем колол дрова, вечером складывал и перекладывал поленницу, стараясь обезопасить ее от обвала. Он просто помешался на этих дровах. Если бы сейчас стояла весна или начало лета, он бы с ума сошел. Но, к счастью, для заготовки дров был самый сезон, а так уж сложилось, что эта заготовка была единственным, что позволяло ему
Он окинул усталым взглядом двор, проверяя, все ли в порядке. Пот градом катил по лицу, и Дэмьен утер его ладонью. От соли давно зарубцевавшийся шрам снова начинало щипать, словно на его месте все еще была открытая рана, а он избегал этого ощущения. Не потому, что оно причиняло боль, а потому, что вызывало воспоминания, к которым он предпочитал не возвращаться... лишний раз.
Дэмьен вошел в дом. Клирис накрывала на стол. Там уже стоял широкий глиняный горшок, над которым клубился густой, ароматный пар. Клирис подняла голову и улыбнулась.
– А я уже думала тебя звать,– сказала она.
Дэмьен совершенно не был голоден, но не хотел ее расстраивать. Он сел, дождался, пока она поставит перед ним тарелку и ложку, вяло поел. Ее внимание раздражало, но он понимал, что терпимость и согласие принимать заботу – это то немногое, что он может дать ей в ответ на любовь.
Клирис поставила перед ним кувшин с водой, и он с благодарностью попил. Ему хотелось водки или хотя бы вина, но он знал, что никакой пользы выпивка ему не принесет. Она это тоже знала. И не хотела, чтобы он спивался,– впрочем, обычное желание для жены (хоть они и не были женаты), однако Дэмьен был признателен ей за то, что она, пусть и из эгоистичных соображений, удерживает его от опрометчивых поступков.
Да, благодарность – это все, что он мог ей дать. Она ценила это, но не скрывала горечи, если они говорили о том, чего между ними никогда не было.
– Спасибо,– отрешенно проговорил он.
Клирис забрала кувшин и тарелку.
– Вымыться не хочешь?
Дэмьен подумал, потом кивнул.
– Я приготовила тебе бадью на заднем дворе,– тут же сказала она. Милая Клирис. Такая предусмотрительная, такая заботливая. Как жаль, что все ее усилия пропадают даром.
«Ну почему же даром? – подумал Дэмьен.– Ведь я благодарен ей».
Он вышел во двор, обогнул дом, быстро сбросил штаны и забрался в бадью, наполненную пенящейся водой. В первый миг его мышцы свело, но он превозмог боль и заставил себя опуститься на шершавое деревянное дно. Потом лег, откинул голову назад, прижавшись затылком к краю бадьи, закрыл глаза. Тело расслаблялось, напряжение и боль в дрожащих от усталости мышцах уходили, а с ними уходило и тупое равнодушное спокойствие. Как хорошо, что Клирис так чистоплотна, мрачно подумал Дэмьен. Он много поколесил по свету и частенько встречал знатных дам, убежденных в том, что ванны крайне опасны для здоровья, а мытье головы чаще раза в год способствует размножению вшей. Помнится, это было первым, что привлекло его внимание в тот день, когда он впервые приехал в деревню: запах. Тонкий, свежий аромат цветочного мыла, до того чистый, что Дэмьен не сразу поверил, что такой запах может исходить от человека. А когда увидел ту,
Дэмьен глубоко вздохнул, чувствуя, как разливается по телу блаженная расслабляющая нега. Клирис. Думай о Клирис, приказал он себе. Вспоминай ее запах... ее волосы... ее тело... она ведь богиня в постели, вот и думай о ней... думай... Но, как всегда, он не мог заставить себя мыслить в верном направлении. В глубине души он понимал, что даже если бы ему удался этот самообман, то успокоение продлилось бы совсем недолго, и скоро все началось бы сначала. Он боролся с этим три года и... и, кажется, безрезультатно.
Он задержал воздух, ушел под воду с головой, потом вынырнул, отбросил прилипшие ко лбу волосы и поднялся. Легкий ветерок внезапно показался ему по-осеннему холодным. Дэмьен поежился, вылез из бадьи и вылил воду. Он чувствовал себя освеженным физически и совершенно уничтоженным морально. Усталость была единственным, благодаря чему ему удавалось не думать. И он злоупотреблял этим методом забытья, выматываясь до предела, но не мог устоять перед соблазном смыть с себя пот и грязь, сводя тем самым на нет все усилия. Внезапное осознание этого разозлило его.
Он посмотрел на воду, беззвучно уходившую в потемневшую землю, на клочья пены, стынущие на острых длинных сабельках травы. И вдруг понял, что устал.
Когда он вернулся в дом, Клирис деловито копошилась у очага, меся тесто. Он подошел к ней сзади и обнял за талию. Ее длинные изящные руки, по локоть выпачканные в муке, уперлись в его запястья. Он почувствовал шершавое прикосновение намозоленных ладоней к своей коже и в который раз подумал о том, что она стоит большего. Он никогда не говорил ей об этом, не желая причинять лишнюю боль. Боли и так было достаточно, верно? Хотя та, другая часть его «я», с которой он, похоже, не мог ничего поделать, холодно и резонно утверждала, что, выдержав столько, она может вынести и это.
– Подожди, я скоро закончу,– тихо сказала Клирис.
Дэмьен сильнее сжал ее талию и уткнулся в теплое женское плечо мокрым лицом. Она вздохнула, подняла руки, обхватила его голову руками.
– Как тебе это удалось? – не поднимая головы, спросил он.– Как ты смогла?
– Это было не так трудно, как кажется.
– Ты ведь уничтожила свой мир. Вывернула на– изнанку все принципы.
– Ну, не преувеличивай... Меня всегда тянуло на конюшни больше, чем в бальную залу.
– Но ты всегда могла попасть в нее. Тебе этого никто не запрещал. Ты не обязана была делать выбор. Почему же ты его сделала?
Клирис слабо пожала плечами, отпустила его и снова принялась месить тесто.
– Я была влюблена,– равнодушно сказала она.
– Да, но ты ведь знала, на что идешь, верно? – упрямо продолжал Дэмьен.– Ты отказалась от пышных нарядов, зеркальных полов и обращения «миледи» ради всего этого...– Он коротко махнул на грубо и бедно обставленную избу.
– Не ради этого. Ради него.
Несколько секунд Дэмьен молча смотрел на нее, наблюдая за тем, как мерно двигаются ее лопатки под холщовой рубашкой.