#НенавистьЛюбовь

Джейн Анна

Есть мне уже не хотелось, да и вообще ничего не хотелось, однако я заставила пойти себя в кухонную зону. Я хотела приготовить жаркое, но делать этого не стала – просто выпила чай. Что там будет есть Матвеев – его проблемы. Пусть грызет сырое мясо. Или требует еды у Серебряковой. Может быть, она накормит его своими страданиями и напоит слезами.

1.60

Даня вернулся спустя час, когда на улице совсем стемнело, а я пыталась заниматься японской грамматикой.

–

Даш, – появился он в рабочей зоне, где я находилась, сидя в кресле перед столом. – Слушай, это не то, о чем ты подумала и…

– Ты о чем? – поинтересовалась я, захлопывая учебник по японскому.

– О том, что ты видела. Даш, понимаешь…

– Ты собрался оправдываться за то, что успокаивал Серебрякову? – уточнила я, почему-то снова начиная злиться.

– Я хочу объяснить тебе, что произошло.

– Зачем? Я не хочу ничего слышать. И нет, не потому, что я плохая эгоистичная девочка. А потому, что ты волен делать с Серебряковой все, что считаешь нужным. Хоть раздевать ее прямо на улице, – сказала я и повела плечами.

– Даша, пойми, Каролина позвонила мне и…

– Матвеев ты не мог бы помолчать? – несколько грубовато прервала его я. – Я вообще-то занимаюсь.

– А ты не могла меня хотя бы раз выслушать?! – вскипел он. Чувствуя его злость, я сама все больше начинала распаляться.

– Зачем?

– Чтобы не делать глупых выводов, как ты это любишь.

Я вскочила.

– Глупых выводов? – переспросила я яростно. – Какие выводы, о чем ты, милый? Я же сказала – можешь делать со своей Каролиной все, что угодно. И не оправдываться. Знаешь, как это жалко выглядит? «Я должен оправдаться перед своей бывшей за то, что целуюсь со своей новой девушкой».

– Мы не целовались. Не утрируй, Сергеева, – нахмурился Матвеев.

– Правда? Ах да, я видела вас, когда ты подрабатывал жилеткой на полставки, - усмехнулась я. – Вы, наверное, прощались. Малышка Каролина уезжала к злобной мамочке, оставляя тебя одного. Бедняжка, – посочувствовала я делано, – боится оставлять тебя одного, Матвеев. Знает ведь, что пару-другую юбок ты не пропустишь. И не хочет оказаться на моем месте!

– Замолчи, – хрипло велел Даня. Его глаза пылали холодным огнем.

– А если не замолчу? Что ты мне сделаешь? – спросила я. От ярости, охватившей меня, горело сердце. – Закроешь мне рот?

– Пока что рот мне закрываешь только ты.

Мы стояли друг напротив друга – так близко, что дух захватывало. Атмосфера незримо накалялась. Напряжение, витающее между нами, нарастало – даже дыхание сбилось. Мне хотелось сделать этому человеку больно – так же больно, как сделал мне он, несмотря на всю его помощь. Но как, я не знала.

– Какой же ты мерзкий, – вырвалось у меня против воли, хотя мне казалось, что сейчас он безумно красив. – Ненавижу тебя.

Матвеев вдруг ударил кулаком в стену, сбивая не зажившие после драки с Владом костяшки. Я вздрогнула.

– Ничего не сделаю, – тихо сказал он вдруг. – Тебе – никогда и ничего не сделаю.

– Как

же я тебя ненавижу, – шепотом повторила я, но не знала, кого в этот момент я ненавижу больше: его – за предательство, или себя – за ненормальное желание схватить его и поцеловать. Крепко и больно. Кусая губы и оставляя царапины.

Матвеев не стал меня слушать дальше. Просто ушел – я слышала, как хлопнула дверь. Он вернулся, когда я уже была в кровати, и эту ночь провел в гостиной зоне на диване.

И ночь была длинной и темной.

Я с трудом проснулась по будильнику в половине шестого и столкнулась с Матвеевым в кухонной зоне, когда решила приготовить себе кофе в кофемашине. Мы оба делали вид, что не замечаем друг друга, хотя наши злость и ярость спали. Мы не сказали друг другу ни единого слова, хотя я безумно нервничала. И лишь когда я случайно налетела на него из-за угла, то проронила что-то не слишком приличное, заставив его тихо хмыкнуть.

В шесть к нам приехала целая толпа – фотограф, оператор, визажист и парикмахер. Первые два снимали мои сборы, а вторые – непосредственно собирали, делая прическу и макияж. И если фотограф с оператором были в курсе постановочной свадьбы, то парикмахер и визажист – нет. Они обе были чрезвычайно милы, пожелали счастливой совместной жизни и пытались поддерживать со мной непринужденную беседу.

– А в каком ресторане у вас будет свадьба проходить? – дружелюбно спросила парикмахер, работая с моими волосами – их должны были уложить в красивые локоны.

– Э-э-э, – задумалась я и широко улыбнулась: – Я не помню. Понимаете, такой мандраж… В голове все перепуталось.

– Понимаю-понимаю, – закивала девушка. Видимо, она насмотрелась на всяких невест. – Вы не нервничайте так, Даша. Все хорошо пройдет! А где ваши гости? – спохватилась она, не видя ни родственников, ни подружек невесты.

– У нас почти никого не будет, – сообщила я. – Только самые близкие в загс приедут.

– Как интересно! А в какой загс вы поедете?

– Э-э-э… Надо у Дан… Максима спросить…

– Центральный, – услышала я его голос за спиной и от неожиданности дернулась. Сколько времени он торчит рядом, наблюдая за моими сборами?

– Очень красивый загс. А во сколько церемония начнется? – не отставала парикмахер, ловко работая с волосами.

– Надо у Максима спросить, – вздохнула я, краем глаза замечая, что сборы снимают на камеру. – Я все забыла…

– В двенадцать, – любезно подсказал Матвеев и пошел открывать дверь – привезли цветы и бутоньерку.

– Жених – супер, – сообщила визажист, когда пришла ее очередь работать с моим лицом. Даню она видела мельком – он слонялся по квартире с недовольным выражением лица, которое наверняка считал холодным и отстраненным. У меня, впрочем, выражение было не лучше. Совершенно не праздничное. Я все еще злилась на Матвеева и, кроме того, волновалась. Раздражения добавляли фотограф и оператор, снующие по комнате. Как они умудрялись не мешать друг другу, понятия не имею.