Ненавижу и люблю
Шрифт:
С тех пор прошло пять лет. Поначалу я ещё пыталась всё изменить. Надеялась, что заставлю его полюбить меня, что мы сможем жить, как нормальная пара. Но всё было тщетно. В ответ на робкие попытки обратить на себя внимание, я всё чаще натыкалась на ледяную стену презрения и насмешек. Он рассказывал своим друзьям о том, как я неуклюже пыталась его соблазнить, не стесняясь того, что я нахожусь в той же комнате. Высмеивал любовь к старым мелодрамам и завтраки, что поначалу я носила ему в постель. Не скрывал своих многочисленных связей, часто заявляясь под утро насквозь пропахший чужими духами. Ему было всё равно.
И я смирилась.
И всё было прекрасно, если бы не одно «но», мешавшее жить полноценной жизнью. Я безумно, просто безумно любила своего мужа. И ничего не могла с этим сделать. Вечерами, приходя домой и опускаясь в тёплую воду огромной ванны, я закрывала глаза и думала о нём, представляя, что это его руки гладят мою грудь, ласково обводя и нежно сжимая; что это его ладонь скользит по животу вниз; что это его пальцы ласкают, погружаясь внутрь и снова обводя твердеющий, пульсирующий клитор… Я доводила себя до оргазма с лёгкостью, стоило его лицу возникнуть перед глазами. А потом отводила взгляд, выходя из ванной, если он бывал дома. Будто совершила что-то постыдное. И невероятно сладкое.
Я с извращённым наслаждением слушала все сплетни, что разносились о нём на работе. Ловила обрывки разговоров, пытаясь представить, каково это – заниматься с ним любовью. И завидовала, постоянно, непрерывно завидовала всем, на кого он хоть раз взглянул. И именно по этой причине я не разводилась с ним, хотя могла бы, ведь после смерти деда ничто не могло помешать этому. Но я не хотела. И отчаянно боялась, что наступит тот момент, когда он сам попросит развода. И я не смогу ему отказать попросту потому, что причин на это не будет. Я знала, что отдам ему его компанию, стоит только попросить. Но он молчал, и это напряжённое ожидание, в котором я жила последние несколько месяцев, изматывало больше, чем пять лет рядом с презирающим тебя мужчиной.
– Алина Александровна? – голос Лазурина вывел из задумчивости. Выпрямившись в кресле, я приветливо улыбнулась и указала в кресло напротив. Иногда мне казалось, что сотрудники боятся меня. Вот и Лазурин, высокий блондин с внешностью голливудского актёра, входя в мой кабинет, будто пытался стать ниже. Но сейчас он довольно улыбался, протягивая мне папку с расчётами.
– У нас получилось! Мы смогли создать вакцину от лихорадки Ласса!
– Вы уверены? – Я невольно подалась вперёд – не доверять ему не было причин, но если это действительно так, если мы смогли первыми найти лекарство от болезни, практически полностью уничтожившей Нигерию и теперь постепенно распространявшуюся по Африке – это настоящий прорыв! – Абсолютно! – подтвердил Лазурин и улыбнулся ещё шире. Его глаза воодушевленно сверкнули. – Ошибки быть не может. Опыты на людях показали восьмидесятипроцентную эффективность. Она работает! – Инкубационный период?
–
Мне надо было убедиться, прежде чем собирать совет директоров и озвучивать результаты. Значит, полгода после принятия вакцины. Полное излечение.
– Кажется, пора открывать шампанское! – Я позволила себе улыбнуться, удивлённо отметив, как восхищённо сверкнули глаза Лазурина. – Совет соберём сегодня же, – быстрый взгляд на часы, – а вечером можете ничего не планировать – у нас намечается праздник.
– Вы ведь придёте, Алина Александровна? – обернулся уже в дверях Лазурин. Казалось, он сам оторопел от своей смелости. А я вдруг почувствовала небывалый прилив сил. Хватит стоять на месте. Может, пора обратить внимание на других мужчин? Я задумчиво окинула взглядом высокую широкоплечую фигуру в дорогом костюме и кивнула.
– Непременно, Денис Аркадьевич. Разве я могу пропустить такой праздник?
Вторая глава
– Рита, оповести совет директоров о собрании в два часа.
Я вызвала секретаря, едва за Лазуриным закрылась дверь. Уточнив детали и дождавшись, пока Рита выйдет, открыла папку, бегло пробегая по докладу глазами. Пальцы слегка подрагивали от нетерпения, заставляя листок в руках мелко трястись. Вчитываясь, я чувствовала, как внутри разливается ликование, чистое, незамутнённое. Дед мной гордился бы. В носу предательски защипало – почему нельзя поделиться с ним?
В течение следующего часа я просмотрела отчёт три раза и, наконец, отложила в сторону, поднимаясь с кресла и подходя к витражному окну. Передо мной лежал Москва Сити, где футуристические здания, расставленные, будто конструктор трёхлетним малышом, в хаотичном порядке, соседствовали с постройками прошлых веков. По реке сновали прогулочные катера и частные суда. Там, внизу, наверное, было шумно от непрерывного потока машин и людей, но здесь, на сорок четвёртом этаже, только стук собственного сердца казался единственным звуком, заполнявшим кабинет.
Я предвкушала победу, настоящую победу над всеми этими людьми с их скептичными взглядами, с их осуждением и обсуждением личной жизни и моей профессиональной пригодности на посту генерального директора. До сих пор помню, как не смогли сдержать кривую улыбку некоторые члены совета, когда я настояла на полной смене руководства в исследовательском отделе. Как отстаивала Лазурина, как подающего большие надежды специалиста, которого с трудом удалось переманить из «Фармтранс». Что они скажут теперь?
На лице против воли расплылась улыбка чеширского кота, и пришлось сцепить руки за спиной, чтобы не захлопать в ладоши от радости.
– К вам Роман Сергеевич, Алина Александровна, – едва успела воскликнуть Рита, прежде чем Рома вошёл в кабинет.
Знакомая волна тепла обдала с головы до ног, остановившись где-то под коленями. Почему у меня всегда подгибаются колени, когда он находится ближе, чем несколько метров?!
– Что случилось? – Он хмурился, явно недовольный, что его не поставили в известность о причине экстренного сбора совета директоров. В другой, лучшей, жизни мы бы уже пили шампанское, обсуждая прорыв и победу над конкурентами… В другой жизни я бы бросилась ему на шею, счастливо смеясь и покрывая поцелуями каждый дюйм любимого лица. В этой же я могла только медленно обернуться, призвав на помощь всё хладнокровие и проговорить: