Нэнси
Шрифт:
– Конечно.
Она обняла его и повисла у него на шее. Он провел пальцами по ее плечу. Ощутил ее ребра. Ощутил у себя на щеках пряди ее волос. Все было настоящее. Более настоящего не могло быть - и какой-то дурак сказал, будто это действует вирус, будто Нэнси не существует! Кто она, подумал он, если она не Нэнси?
Он осторожно поставил ее на пол и, словно вновь родившийся, переполненный любовью и счастьем, стал читать вслух из молитвенника. Попросил, чтобы она отвечала на вопросы, какие полагаются в таких случаях. Сказал:
– Считаю, что я капитан, и считаю,
Брак оказался удачным. Корабль летел по огромной, похожей на орбиту кометы кривой. Ушел далеко-далеко. Так далеко, что Солнце превратилось в еле различимую точку.
Гравитация солнечной системы практически перестала влиять на показания приборов.
Как-то Нэнси подошла к нему и сказала:
– Я думаю, ты знаешь, почему не выдержал, поддался слабости.
– Нет, не знаю,- ответил он.
Она серьезно посмотрела на него. Потом заговорила снова:
– Я думаю твоим разумом. Я живу в твоем теле. Если ты умрешь, я умру тоже. Но пока ты здесь, на корабле, и ты жив, буду жива и я и буду существовать от тебя отдельно. Странно, правда?
– Да, странно,- согласился он и почувствовал, как в сердце заново поднимается старая боль.
– И однако, я кое-что тебе скажу - что я скажу, известно той части твоего разума, которой я пользуюсь. Я знаю, что существую. Я сознаю, как высока твоя техническая подготовка, и даже ее чувствую, хотя не испытываю страданий оттого, что ее у меня нет. Образование у меня такое, какое, по-твоему, у меня должно было бы быть, какое ты хотел бы у меня видеть. Но задумывался ты или нет над тем, что сейчас происходит? Наш, твой и мой, мозг работает сейчас почти в пять раз напряженней обычного. Все силы твоего воображения заняты только тем, что непрерывно создают меня. Все твои мысли только обо мне. Они мне нужны, и мне нужно, чтобы ты любил меня, но не остается ни одной мысли на случай аварии, и ни одной - для Космической Службы. Делаешь ты самый минимум. Стою ли этого я?
– Конечно, стоишь, дорогая. В тебе есть все, чего мужчина ждет от любимой, и от самой любви, и от жены, и от настоящего друга.
– Но как ты не понимаешь? Я забираю от тебя все лучшее. Ты это вкладываешь в меня, а когда корабль вернется на Землю, я исчезну.
Каким-то странным образом, но он понимал, что на него действует "сокта". Он смотрел на милую Нэнси, на ее блестящие, ухоженные волосы и вдруг осознавал, что она никогда их не причесывает,- и ему становилось ясно, что с ним происходит. Смотрел, как она одета, и вдруг осознавал, чти для такого количества платьев на корабле не хватило бы места. И однако, она продолжала их менять, прекрасные, чарующие, необыкновенные, день за днем. Он ел пищу, которой, он знал, на корабле не могло быть. Но ни то, ни другое, ни третье тревоги в нем не вызывало.
Сейчас он запустил пальцы в ее волосы. Сказал:
– Я знаю, дорогая, я спятил, и знаю, что ты не существуешь...
– Да нет же, я существую. Я - это ты. Я - часть Гордона Грина, это так же точно, как то, что я вышла за тебя замуж. Ты вернешься на Землю, любимый, а я вернусь в глубины твоего сознания
– Я люблю тебя,- сказал Гордон Грин,- хотя знаю, что ты призрак, и знаю, что ты скоро исчезнешь и все для нас кончится. Но я счастлив уже оттого, что сейчас ты со мной. Меня не тянет к спиртному. Я не притронулся бы к наркотикам. И однако, я счастлив.
Каждый день оба занимались обычными делами. Проверяли по звездной карте маршрут, записывали результаты наблюдений, продиктовали несколько глупых замечаний в бортовой журнал. Покончив с делами, на большом огне в красивом камине, которого не было, поджаривали зефир.
Пламя в камине обжигать не могло, но их обжигало. Зефира на корабле не было, но все равно они его поджаривали и с наслаждением ели.
Так проходила их жизнь, полная волшебства, и волшебство это не раздражало, не ранило и не вызывало чувства безнадежности, не вызывало отчаяния.
Они были очень счастливой парой.
Даже хомяки это чувствовали. Хомяки оставались опрятными и упитанными. Охотно съедали свой корм. Излечились от морской болезни. Часто и подолгу смотрели на Гордона Грина.
Одного из хомяков, того, у которого нос был коричневый, он выпустил из клетки, чтобы тот мог побегать по салону.
Грин сказал ему:
– Боевой ты, ничего не скажешь. Будто родился для космоса, бедняга, вот и отбываешь здесь службу.
Еще только раз Нэнси заговорила об их будущем. Она сказала:
– Наверное, ты понимаешь, что у нас не может быть детей. Этого "сокта" не допускает. То есть вообще детей иметь ты можешь, но это будет довольно-таки странно: ты на ком-то женишься, а где-то на заднем плане всегда буду я. Буду обязательно.
Они вернулись на Землю. Добрались.
Суровый и усталый полковник медицинской службы посмотрел на него пристально и сказал:
– Так мы и думали.
– А что вы думали, сэр?
– спросил располневший и сияющий лейтенант Грин.
– У вас Нэнси,- ответил ему полковник.
– Да, сэр. Сейчас я ее приведу.
– Приведите,- буркнул полковник.
Грин вернулся в корабль и стал звать и искать Нэнси. Ее нигде не оказалось. Озадаченный, он возвратился к полковнику. Расстроен он все равно не был. Он сказал:
– Я ее не нашел, но уверен, что она где-то здесь.
Полковник улыбнулся странной, сочувственной, усталой улыбкой.
– Она всегда будет где-то здесь, лейтенант. Необходимый минимум работы вы выполнили. Не знаю, следует или нет нам отговаривать людей вашего склада от полетов в дальний космос. Я думаю, вы понимаете, что как бы застыли в вашем теперешнем состоянии. Вас наградят знаком "Задание выполнил". Выполнили его вы успешно - побывали дальше, чем кто-либо до вас. Кстати, Вондерлейен говорит, что вас знает, и сказал, что будет ждать вас у выхода. На всякий случай, чтобы не наступило шоковое состояние, мы положим вас в госпиталь.