Ненужное - уничтожить
Шрифт:
– Вы так считаете?
– Конечно, – сказал Горский. – Опасный хищник убивает человека. Где-нибудь, все равно где. Что делают остальные, еще не убитые? Бросаются искать вас. И находят, и падают в ножки, и вы соглашаетесь. И выходите с людоедом один на один. С одной стороны, здесь есть необходимость, которую любит Филин. С другой – риск, часто очень значительный. На мой взгляд, это самая благородная из всех охотничьих профессий. Разве не так?
Дымов ответил не сразу. Лес впереди светлел, будто там начиналось поле. Филин уже
Но здесь начиналось не поле. Перед ними, под невысоким обрывом, простирался каменный лабиринт. Поверхностный слой был снят, и гранит изъеден, но не эрозией. По камню петляли бесчисленные глубокие траншеи, как следы циклопических древоточцев.
– Вы действительно считаете, что ремесло палача самое благородное? – уточнил Дымов.
Филин медленно шел впереди, тщательно выбирая путь в хаосе угловатых обломков. Стенки траншеи были неровные, в рост человека, с них осыпалась белая пыль.
– Слава богу, здесь ровнее, – сказал Филин, когда они оказались наверху. – Этот мальчишка смеет называть меня мясником. Если я мясник, то кто же тогда он?..
Дымов промолчал.
– Ведь он любитель, – сказал Филин. – Осторожно, здесь трещина. Охота для него так, забава. Но у него есть и основное занятие. Он биолог, и не просто биолог, а биохимик. И после этого он смеет называть меня мясником!..
Дымов ничего не сказал.
– Вы хоть раз были в одном из биологических институтов? – продолжал Филин.
– Нет.
– А я был, и с меня достаточно, – заявил Филин. – Здесь скользко, не оступитесь. Я был там случайно, час или два, но с меня достаточно. Я там на многое насмотрелся. Например, вы слышали слово “декапитация”?
– Нет, – сказал Дымов.
– А я слышал, – сказал Филин. – Я знаю, что оно значит. Это когда живой морской свинке отрезают голову.
Дымов ничего не сказал.
– Но они этим не ограничиваются, – продолжал Филин. – Они извлекают из трупа мозг, сердце и другие органы. Они берут ступку, растирают все это наподобие пюре и исследуют то, что им нужно. Потом они пишут статьи. Не наступите на этот камень.
Дымов шел молча, внимательно глядя себе под ноги.
– Когда я там был, – продолжал Филин, – на первый этаж спускалась симпатичная девочка, спрашивала пилу. Зачем, по-вашему? У них наверху – эксперименты поинтереснее. Там работают с кошками и собаками. С обезьянами работают мало – обезьян трудно достать.
Дымов молчал.
– И они набирают статистику, – продолжал Филин. – Вы думаете, он декапитирует одно животное и на этом успокоится? Нет. Для получения одной достоверной цифры ему нужно декапитировать их штук двадцать. В любой приличной статье этих цифр тьма. И после этого он смеет называть меня мясником!..
Дымов молчал. Он не подозревал, что Филин может так разволноваться.
– Он называет меня “мистер Мясник”, – повторил
Они стояли на небольшом возвышении в центре гранитного лабиринта. Лега, пройдя зенит, клонилась к закату. Кругом извивались глубокие каменные канавы. Вдали дымилась гряда холмов.
– Вот так, – сказал Филин. – Выскажешься – и легче станет. Теперь нам тоже лучше разделиться. Вы идите к холмам. По-моему, там есть парочка. А я направо, здесь дело верное. Счастливо. Ни пуха ни пера.
Дымов следил, как Филин уменьшается на фоне тронутого закатом неба. Потом отвернулся и начал спуск.
Сильный порывистый ветер дул прямо в лицо вдоль извивающейся траншеи. Она была свежая, проложенная совсем недавно, широкая – метра три, но к повороту сужалась. Ее стенки были высокие и крутые.
Хорошо, что ветер в лицо, подумал Дымов, остановившись, чтобы передохнуть. Конечно, если бы ученые знали, что их придется добивать, они сделали бы им обоняние похуже. И они могли еще что-нибудь придумать, шедевр прикладной генетики получился бы куда более выдающимся. Например, окраска. Что им стоило сделать бока скалоеда черно-белыми, как у зебры? И чтобы полосы шли кругами. Чтобы бок животного был разрисован, как мишень для спортивной стрельбы. Недоработочку допустили наши доблестные ученые.
Дымов отдыхал, прислонившись к каменной стенке, а ветер поднимался ему навстречу размеренными волнами. Ритмичными, как удары маятника. Как пульс сердца. Как спокойное дыхание спящего исполина...
И вдруг Дымов понял, откуда взялся ветер. Скалоед перерабатывает породу в воздух и выбрасывает его в атмосферу. Вот что имел в виду Филин. Ветер. Откуда ни подходи к скалоеду, ветер всегда будет в лицо.
Дымов стоял, размышляя над своим открытием, вдыхая волны ветра, несущиеся из-за поворота. Возник образ: там, за поворотом, работает машина, могучая металлическая установка. Но образ сразу исчез. Если бы там стояла машина, воздух не был бы таким ароматным, насыщенным кислородом. Все обстояло бы наоборот.
Дымов стоял и вдыхал ветер, когда внезапно новый воздушный поток обрушился на его спину. Он обернулся.
И попятился.
Прямо на него из-за поворота траншеи спускалось чудовище. Оно было как уродливый бронированный механизм. Оно передвигалось на четырех парах массивных когтистых ног. Его гигантская пасть была широко разинута, нижняя челюсть погружена в скалистый грунт. Оно занимало почти всю ширину траншеи и быстро ползло, перебирая толстыми лапами, вниз по траншее, прямо на Дымова.