Необоримая стена
Шрифт:
Митяй хмыкнул, сжав в руке спрятанный в кармане кастет, и оглянулся. Захара нигде не было, он, словно растворился в лесной чаще. Сейчас он прикончит старуху, а потом закончит с девкой. Уязвленное самолюбие мучило его еще больше, чем неудовлетворенная похоть. Он уже рисовал в уме изощренные картины предстоящих плотских утех с Настей. Нетерпеливо поигрывая плечами, он шагнул вперед. Каким-то чудом он некоторое время шел по топи совершенно невредимый, только удивляясь пружинящей почве под ногами. Внезапно он ушел по пояс в трясину.
— Я тону, вытащи меня! Васька! Вытащи! — он пытался повернуться к нему. Его компаньон лежал на земле лицом вниз. Настя, обернувшись, ошарашено смотрела на вернувшегося с того света Анику, уложившего бандита ударом ствола выломанной молодой березы по затылку.
— Спасите! Тону! — черная жижа затягивала тело Митяя все глубже.
— Спаси меня, девка, спаси! Ну, прости ты меня, бес попутал, все отдам, а вину свою перед тобой искуплю, спаси меня! — истошный вопль утопающего нисколько не трогал старуху, словно воробышек она перепрыгивала с кочки на кочку, пока не оказалась рядом с Аникой и Настей.
— О чем он? — Аника вопросительно глядел на Настю. Старуха заглянула ей в глаза. Подернутые старческой пленкой непонятного бурого цвета зрачки старухи пронизывали Настю насквозь. Аника побледнел от мыслей, пришедших ему в голову. Настя выходила из зыбкого оцепенения, и произошедшее ужасающей картиной встало перед её глазами. Она замотала головой и закрыла лицо руками. Плечи её затряслись. Старуха понимающе закивала:
— Э, да он над тобой снасильничал, детка?
— Как! — Аника задохнулся от гнева, — Он это сделал?
Настя расплакалась. Аника вскипел:
— Ах ты, мразь, он протянул Митяю палку, у него было огромное желание вытащить его, чтобы задушить собственными руками, — я до тебя сейчас доберусь!
Митяй тянулся к березе. До конца обломка оставались считанные миллиметры, он почти касался пальцами дерева. Раздался то ли стон, то ли вздох, трясина охнула, и голова Митяя резко скрылась под ряской. Пузыри воздуха лопались, поднимаясь на поверхность.
— Нееет! — Аника кричал, в бессилии сжав кулаки. — Нет! Это слишком легко для него! Я должен достать эту тварь! — он рванулся к трясине.
Настя вцепилась ему в руку.
— Стой, Аника, пожалуйста, стой! — Кричала она сквозь слезы.
— Гиблое место! — старуха покачала головой, — нечего соваться, куда не следует. Вот, ваши вещи, — она протянула котомку. Икона там. Ты не плачь, милая, не плачь, — она утешала Настю, — бог он не в силе, а в правде, а она на твоей стороне. Ты видишь, обидчика твоего господь покарал, ждет его суд страшный, на нем он за тебя ответит, а ты забудь, не было ничего. Так легче, поверь мне. Вон, какой богатырь за тобой стоит, — она подмигнула, кивнув на Анику, — ты держись его, он — настоящий.
Аника подошел и обнял Настю, прижав её к себе. Хриплым, сорванным голосом она прошептала:
— Они
— Я боялся, что тебя убили. Я и предположить не мог, что с тобой случится то, что случилось, прости меня, если сможешь. Спасибо господу, что ты жива, — это главное.
Неведомо откуда взявшийся Захар водрузил на плечо Василия, до сих пор не пришедшего в себя, и понес его в глубь леса. Старуха спросила:
— Куда ты его, Захарка!
— Занесу поглубже, бабаня, мы чай не душегубы какие, очнется, бог даст — выберется, а нет — туда ему лиходею и дорога.
Аника поклонился в ноги старухе:
— Спасибо тебе, добрая душа, не знаю, как бы мы без тебя…
— Полно, голубь, ступайте, по дороге верст десять до Мурома, а там уж как бог даст.
Аника обнял Настю за плечи и, вскинув котомку на плечо, направился с ней в сторону дороги.
— Счастливо вам, голуби. — Старуха повернулась и запрыгала по кочкам к избе.
Четвертые сутки Аника с Настей ехали в дилижансе по Сибирскому тракту. Аника каждый раз вскипал, когда видел синяки на её запястьях и шее, которые она пыталась прикрыть косой и рукавами. Взгляд побитого щенка, который не понимает, за что наказан, но со страхом и надеждой вглядывается в глаза хозяину, каким она смотрела на него, переворачивал все в его душе. Она упорно молчала, а он не знал, что сказать, как успокоить её. Она прятала взгляд, а он отводил глаза всякий раз, когда случайно встречался с её глазами. По-прежнему менялись попутчики, но их по-прежнему не узнавали и не досматривали, не смотря на обилие расклеенных розыскных объявлений. Пермь встретила их проливным летним дождем, и Аника повлек за собой Настю к ближайшей придорожной гостинице. Впервые за четыре дня он заговорил с ней:
— Нам надо отдохнуть и выспаться. Денег у нас немного, на два отдельных номера никак не хватит. Ты не будешь против того, чтобы мы остановились в одном номере?
Настя подняла на него свои большие печальные серые глаза:
— Нет, — и, немного помолчав, добавила, — знаешь, а я и не заметила, что мы перешли на «ты»…
— Ты против?
— Нет. Я хочу сказать тебе, что очень рада. Рада, что мы перешли на «ты», рада, что ты жив, рада, что ты рядом. Я так рада… и прости меня, если сможешь. Прости, что так случилось.
Аника обнял её и прижал к себе. Хотелось что-то сказать, но слов совсем не было. Он устроился на диванчике в номере, уступив Насте кровать:
— Надо выспаться и завтра ехать дальше. Надолго останавливаться нельзя, нас ищут и могут узнать. Ложись, Настя…
Спустя несколько минут, он уже спал мертвым сном. Настя тихонько встала с кровати и подошла к столику у дивана. Худое перо и совсем немного чернил, очень плохая бумага — сейчас это её уже не волновало. Она присела и стала писать: