Необразованная жена
Шрифт:
Дверь распахнулась, появился Никодимов, – она заметила это краем глаза, губы слегка скривились: «Принесло такую рань», – подумала она и, не глядя на него, сквозь зубы произнесла: – Ну чего еще? Вчера же все сдал.
– Тут с прошлого месяца бумажка, – сказал он потерянным голосом. Голос был настолько непривычно тихим, что «грозбухша» невольно взглянула на него. Бледный, осунувшийся, он был похож на несчастного человека, хотя из всех сил старался этого не показывать. Положив документ на стол, хотел выскользнуть из кабинета, но Альбина остановила.
– Никодимов,
Никодимов, как послушный школьник, впервые не ерепенился перед ней, молча присел рядом.
– Не спал что ли? Беда какая случилось?
И вдруг этот молодой, неунывающий мужчина вздрогнул, губы затряслись, как у обиженного ребенка: – Жена ушла, – упавшим голосом признался он. И тут же отвернулся, потому как излишняя эмоциональность увлажнила глаза, а плакать было стыдно, тем более перед грозбухшей, с которой он давно как кошка с собакой.
– Ах ты, матушки мои, – ахнула она.
И эта неприступная стена, эта глыба, умевшая поставить на место любого на предприятии, обнажила всю свою сердобольную женскую натуру.
– Не стыдись, всплакни, если хочешь, не держи в себе, Коля.
И он, растроганный от неожиданного понимания, повернулся и голова его непроизвольно склонилась на ее мягкое плечо. А она гладила по голове, как маленького: – Было и со мной такое, знаю, проходили, благоверный также ушел и ручкой не помахал.
– Простите, Альбина Андриановна, – Никодимов словно опомнился, – это минутная слабость.
Эти слезы появились второй раз в жизни. Первый раз, когда умерла тетка, вырастившая его. Забрала из детдома после гибели родителей, вырастила как родного сына. А когда ему было восемнадцать ушла в иной мир, оставив одного. И только Света была лучиком в его жизни, ради которой хотелось жить.
– Погоди, не торопись, может она вернется.
– Не вернется, это точно, сама призналась, что другого любит, он молодой предприниматель, любовь у них.
– А ты не бери в голову, ты работай, это отвлекает. Посиди тут, я чайку вскипятну, у меня и бутерброд есть, ты же голодный, поди.
Николай соскочил, замахав руками. – Нет-нет-нет, я не хочу, и на том спасибо. Простите, не хотел, так получилось.
– Пообещай мне, что глупостей не наделаешь. Это я тебе как мать говорю. Все пройдет, и это тоже.
Казалось, ему и в самом деле стало легче, взгляд посветлел, он с благодарностью смотрел на главбухшу, которая от сочувствия и сама готова была расплакаться.
В конце недели Николай сам предложил Альбине отвезти ей на дачу бочку для воды. – Да что ты, мне и так отвезут, не трать время. Но он был так настойчив, что Альбина согласилась.
Больше никогда они не ссорились, и наконец-то оба увидели друг в друге отзывчивых людей. Жена Светочка к Никодимову так и не вернулась, уютно устроившись у перспективного предпринимателя.
Через полгода главбухша познакомила Николая со своей
– А как же ты, Альбина Андриановна, свой «цветок лазоревый», свою Леночку Николаю отдала? – Спросила Людмила.
– Сам взял, и Леночка сама пошла. Коля – хороший, надежный, пусть живут.
В пятьдесят один год Альбина Андриановна впервые стала бабушкой, а Николай «летал, как на крыльях», узнав, что у него родился первенец. В тридцать лет.
Лучше синица в руках
Сашка Варламов наконец-то вернулся домой. Пять лет на Севере. Уехал сразу после армии. Родители думали, там и женится. Но вернулся один, так и не прикипев душой к какой-нибудь симпатичной девчонке. В маленьком городишке, затерянном на просторах Сибири, ахнули знакомые и родственники: «Вот это бугай». Высокий, заматерелый, бородатый, – он был похож на скалу, да еще взгляд, если не улыбается, суровый… но Сашка обычно с улыбкой здоровался, охотно общался и с первых секунд располагал к себе. А бороду через три дня сбрил.
Старшая сестра Галя предложила срочно женить младшего брата.
– Сам разберусь. Сейчас оглянусь, выберу себе…
Он ходил в местный дом культуры на танцы, задерживался с друзьями, знакомился, потом также легко, как знакомился, расставался.
– Пойдем, потанцуем, – предложила как-то девчонка на танцах, ростом до подбородка ему, волосы, как будто спелая пшеница, глаза… а вот глаза он не разглядел, потому как смотрел куда-то вдаль.
– Помнишь меня? – Спросила девушка. – Мы же учились в одной школе. Я Ольга Синицына.
Он остановился, слегка отстранился, посмотрел в лицо. – Ну, так вроде немного помню. А ты ничего. Не замужем что ли?
– Не замужем.
– А чего не выходишь? Женихов нет?
Девушка серьезно ответила: – Тебя жду.
– Шутница, однако. Меня можно и не дождаться. – Они еще вяло потоптались на месте, пока не стихла музыка.
Сашка тут же забыл про Ольгу, видел изредка, но не подходил. А тут еще в гости к бабушке приехала с краевого центра студентка-красавица. Всего на несколько дней, а Варламову одного взгляда хватило: начал крутиться возле нее. А она стройная, натура утонченная, элегантная – вроде с улыбкой отвечает, а всерьез парня воспринимать не хочет.
Она на автобус, а он на мотоцикле за ней. Ну, проехал километров двадцать, а потом вернулся. На остановке Ольга сидит. Одна. Остановился Сашка, подошел, сел рядом.
– Ну что, скучаешь, Синицына? Куда ехать собралась?
– Домой. С работы я.
– Чего такая грустная? – Он по-дружески обнял ее. – Слышь, Синицына, чего молчишь?
Она осторожно убрала руку и тихо сказала, но таким тоном, что у Варламова где-то внутри эхом раздалось: – Люблю я тебя, Саша. – Она почти неслышно вздохнула. – Вот сказала и вроде легче. А ты делай с этим моим признанием что хочешь. – Повернулась к нему: – И не шучу я вовсе. Правда, люблю.