Необъятный мир: Как животные ощущают скрытую от нас реальность
Шрифт:
На дворе солнечный мартовский день 2021 г., и я выгуливаю Тайпо, своего корги. Вот мы подходим к машине, которую сосед как раз окатывает из шланга, и Тайпо останавливается, а потом усаживается и смотрит. Я тоже смотрю – в брызгах воды сияет радуга. В глазах Тайпо она желто-бело-синяя. В моих – красно-оранжево-желто-зелено-сине-фиолетовая. Для воробьев и скворцов, рассевшихся на дереве за нашими спинами, она меняется от красного до ультрафиолетового с еще большим числом промежуточных оттенков.
В начале этой главы я сказал, что цвет по сути своей субъективен. Фоторецепторы нашей сетчатки улавливают световые волны разной длины, а мозг на основании сигналов от них выстраивает ощущение цвета. Первый процесс изучать легко, второй – чрезвычайно трудно. Это противопоставление между воспринимаемым и ощущаемым, между тем, что животные улавливают и что они,
4
Неугодное чувство
Боль
Я стою в теплом помещении, вдыхая сладкий запах кукурузы, и держу на затянутой в перчатку руке небольшого грызуна. Розовый, почти безволосый, он похож не столько на крысу или морскую свинку, сколько на сморщенный после слишком долгого отмокания в ванне палец. Выглядит почти как зародыш в утробе, однако на самом деле он совершенно взрослый. Глаза как черные бусинки. Над нижней губой нависают длинные резцы. Морщинистая шкурка, хотя и грубая на ощупь, просвечивает так, что можно разглядеть внутренние органы, включая темные очертания печени. Это голый землекоп. И его облик – это еще не самая необычная его особенность[96].
Голые землекопы живут невероятно долго для грызунов: продолжительность их жизни доходит до 33 лет{277}. Их нижние резцы сходятся и расходятся, позволяя что-то ими захватывать{278}. Сперматозоиды у них бесформенные и вялые{279}. Голый землекоп может продержаться без кислорода до 18 минут, тогда как мышь выдерживает не больше минуты{280}. Наподобие муравьев и термитов, они живут колониями, где есть одна или несколько способных к размножению маток и десятки стерильных рабочих. Одинокий голый землекоп, как тот, которого я сейчас держу на руке, – зрелище редкое. Как и голый землекоп на открытом воздухе. Ему более привычен лабиринт подземных ходов, которые он без устали расширяет, перестраивает и патрулирует в поиске питательных клубней. Томас Парк воссоздал этот лабиринт в своей чикагской лаборатории с помощью сообщающихся пластиковых вольеров с цепочками закопанных в опилки втулок от туалетной бумаги. Кто-то из землекопов инстинктивно грызет стенки вольеров в попытке расширить искусственные туннели и брыкается задними лапами, словно отбрасывая вынутый грунт. Другие отдыхают в гнездовой камере, со всех сторон привалившись морщинистыми тельцами к матке. Она значительно крупнее остальных, ее брюхо круглится, набитое вынашиваемыми детенышами. «Чудесное зрелище – для специалистов по голому землекопу», – сообщает мне Парк. Я верю ему на слово.
В дикой природе голые землекопы во время сна тоже греются, сбиваясь в большие кучи. У оказавшихся внизу довольно скоро заканчивается кислород – возможно, именно поэтому они научились подолгу обходиться без него. Кроме того, им пришлось выработать устойчивость к углекислому газу, который накапливается в гнездовой камере с каждым выдохом{281}. В наших комнатах доля углекислого газа в воздухе составляет в среднем 0,03%. Если она вырастет до 3%, у нас начнется гипервентиляция и паника. Углекислый газ будет растворяться во влаге на поверхности слизистых, закисляя ее; в глазах защиплет, в носу начнет припекать. Вы будете нервничать и не находить себе места, вам отчаянно захочется куда-нибудь сбежать. Голый землекоп от такой концентрации углекислого газа и не сбежит, и не почешется.
Томас Парк продемонстрировал это с помощью резервуара, один отсек которого был насыщен углекислым газом, а второй содержал обычный воздух{282}. Любая мышь со всех ног неслась во второй, а голые землекопы ощущали себя в густом CO2 вполне комфортно и перемещались, только когда
За ощущение боли у нас отвечает отдельный класс нейронов, называемых ноцицепторами (от латинского nocere – «ранить, вредить»){286}. Их обнаженные окончания пронизывают нашу кожу и другие органы. Они оснащены сенсорами, улавливающими опасные стимулы – сильную жару или холод, сокрушающее давление, кислоты, токсины, химические вещества, выделяемые при повреждениях и воспалении[97]. Ноцицепторы различаются размерами, степенью возбудимости, скоростью передачи информации, то есть характеристиками, которые в совокупности определяют всю панораму того, где у нас кольнуло, дернуло, прострелило, жжет, тянет, ноет, пульсирует – и все прочее, что мы имеем несчастье испытывать.
Ноцицепторы есть почти у всех животных, и голый землекоп не исключение. Но у него их меньше, и они не всегда работают{287}. Те, которым положено активироваться кислотами, этими кислотами блокируются{288}. Те, которые обычно улавливают капсаицин, улавливают его, однако не вырабатывают нейротрансмиттеры, в норме передающие сигналы от этих рецепторов к мозгу. Какие-то из этих модификаций легко объяснимы: если бы голый землекоп ощущал боль от кислотной среды, спать в гнездовой камере, где скапливается углекислый газ, было бы мучительно. «Но зачем ему нечувствительность к капсаицину, мы не знаем», – говорит Парк. Может, они питаются каким-нибудь очень острым клубнеплодом, к которому у них и выработалась устойчивость? А может, наоборот, прожив миллионы лет в относительно безопасной среде, они утратили эту сенсорную способность просто за ненадобностью. В любом случае их невосприимчивость говорит о том, что ни в капсаицине, ни в кислотах ничего заведомо болезненного нет.
Нечувствительностью к кислотам отличаются и некоторые другие впадающие в спячку млекопитающие, которым, как и голому землекопу, приходится приспосабливаться к повышенному содержанию углекислого газа в воздухе{289}. Не болезненен капсаицин и для птиц, переносящих зернышки перца{290}. Человек нечувствителен к непеталоктону – вырабатываемому кошачьей мятой химическому веществу, которое очень не любят комары{291}. Кузнечиковые хомячки – на удивление свирепые охотники на скорпионов – совершенно не замечают жалящих укусов, которые для нас сравнимы с ожогом от окурка, потушенного о голую кожу{292}. У этих хомячков ноцицепторы перенастроились в ходе эволюции на то, чтобы переставать срабатывать при распознании яда скорпиона, то есть вещество, которое обычно вызывает жгучую боль, для них превратилось в болеутоляющее.
Люди часто думают, что боль во всем царстве животных ощущается одинаково, но это не так. Боль, как и цвет, заведомо субъективна и на удивление разнообразна. Как и свет, который не все поголовно воспринимают как красный (или синий), и запахи, которые не всем без исключения кажутся приятными или едкими, источники болевых ощущений тоже не универсальны – даже химические вещества в яде скорпиона, специально предназначенном для того, чтобы вызывать боль. Боль, предупреждающая животное об опасности или повреждении, очень важна для выживания. И хотя нет такого существа, которому нечего остерегаться, разным животным нужно избегать разного и вырабатывать нечувствительность к разному. Поэтому очень непросто бывает понять, что может причинить боль животному, испытывает ли оно боль в данный момент и способно ли испытывать ее вообще.