Необычайные, но истинные приключения графа Федора Михайловича Бутурлина, записанные по семейным преданиям московским ботаником Х
Шрифт:
Федор дико вскрикнул.
Вслед за белоснежной белизной груди перед ним блеснуло тело, все сплошь покрытое рыбьей чешуей.
Почти тотчас в соседней комнате за дверью послышались тяжелые мужские шаги, и через мгновение, в которое девушка успела спрятать своего мучителя за занавесями двери и накинуть на себя какой-то халат, в комнату вошел седой человек в военном мундире.
На его сердитый окрик девушка ответила что-то, называя старика дядей, он недоверчиво отвернулся от нее и, подозрительно осмотрев комнату, уже собрался уходить, как вдруг
Старик с диким ревом бросился на него, и после нескольких мгновений ожесточенной борьбы избитый, в разорванном платье Федор вырвался и, выскочив в сад, убежал, оставив плащ в руках своего преследователя.
Глава IV. Иллюминаты
«В прошедшую ночь найден подле Вестминстерского Аббатства человек, неизвестно кем зарезанный».
Ветер уже прекратился, но снег валил хлопьями, как в январе.
Руки и ноги Бутурлина коченели, он скользил в снежных сугробах и не понимал, в какой части города находится.
На какой-то площади наткнулся на спящего стоя будочника. Желая его разбудить, потянул его за рукав и в ужасе увидел, как будочник, не разгибаясь, упал навзничь, как кукла, и Федору даже показалось, что у сторожа под ногами была круглая подставка, как у деревянного солдатика.
Наконец, добрался до реки и несказанно обрадовался, когда из гнилого тумана пред ним выплыли знакомые очертания Яузского моста.
Пар клубился над черными струями реки. Деревянная настилка моста глухо и неестественно громко стучала под ногами Федора.
Дойдя до середины моста, Бутурлин в ужасе бросился бежать обратно – ему показалось, что из черных вод Яузы высунулись какие-то несусветные хари и, дико хохоча, протягивают к нему свои лапы.
Снежный вихрь и мороз снова охватили его.
Пробираясь из улицы в улицу, он вдруг заметил, что сзади крадутся по стене две какие-то тени. Он перешел на другую сторону улицы, потеряв в порывах бури свою шляпу, и бросился бежать к перекрестку, но внезапно остановился. Из-за угла высунулась чья-то голова и тотчас скрылась. Федор резко повернулся, сбил с ног напавшего на него из темноты человека, но в тот же миг почувствовал, что на его голову накинули мешок, схватили за ноги, повалили и, завязав во что-то мягкое, понесли.
По движениям своего тела и толчкам понял он вскоре, что его втащили по лестнице в какой-то дом и положили на пол. Через несколько мгновений почувствовал острую боль в ноге от неосторожно затянутой веревки. Его развязали и сдернули с головы мешок.
Перед ним за длинным, покрытым черным сукном столом сидело несколько человекоподобных существ. Их головы были закрыты капюшонами, в прорезы которых сверкали белки разъяренных глаз.
По железным и золотым эмблемам, лежащим на столе,
Не обращая на него никакого внимания, ужасные фигуры, нагибаясь друг к другу, обменивались суждениями и излагали в коротких словах свои мнения. У Бутурлина волосы стали дыбом и на лбу выступил холодный пот, как только он сумел из доносящихся до него слов уловить содержание их речей.
Вопрос шел даже не о его судьбе. Смертный приговор был, очевидно установлен заранее. Казавшиеся ему гигантскими, человеческие существа спорили только о форме казни, долженствующей разорвать его бренную плоть. Вникая в перипетии дьявольского судоговорения, Федор понял, что его обвиняют в разрушении астрального плана и гармонии вселенной, в том, что его дерзновенной рукой пресечены жизненные нити, столетиями сплетенные в гармонию обществом иллюминатов, что разорваны в клочья сотни семейств, что благодаря ему страны будут потрясены самозванцем, погибнет славное королевство и гидра, его пожравшая, потрясет Европу и сожжет Москву, которая допрежде того будет испытана моровою язвой.
С правого конца стола до него доносилось:
– «…понеже есть он зловреднее Ковеньяка надлежит злодея четвертовать, сжечь и прах оного развеять из четырех пушек в четыре стороны света».
– «Отрицаю сие, брат Теодорт! – послышалось слева, – ибо зловредная субстанция оного, разнесенная Гипербореем по миру, отравит народы!»
Спор разгорался. Федор оглянулся кругом, ища путей к бегству, и потрясся новым ужасом. Полутемная и пустая совсем зала была лишена окон и дверей, а за его спиной около дымящихся жаровен с бурлящими на них котлами и орудиями пытки стояла полуобнаженная стража и палачи, на потных мускулах которых играли отблески вспыхивающих углей.
Изнемогая от ужаса, Бутурлин упал лицом на пол и заткнул уши, чтобы не слышать старческий фальцет, объяснявший преимущества колесования над поядением крысами.
Раздался звон председательского колокольчика. Грубые руки подняли Федора и поставили на ноги. Ужасные судьи подписывали приговор.
Не понимая половины из медленно читаемых ему фраз, Бутурлин слушал, что братство иллюминатов, рассмотрев значение содеянного им во время преступного вторжения в обитель брата Якобия, постановляет – предать дух Сенахериба – Децимия – Анания – Федора анафеме, а тело его в Федоровом воплощении залить живым в бочку с воском и направить через Архангельск в подвалы «Red Star» в Вульвиче, куда и впредь ставить бочки с завешенными в них телами всех будущих его человеческих воплощений, давая им достигать не выше семнадцатилетней грани жизненного пути.
С минуту Федор бился в исступлении в дюжих руках палачей, потом почувствовал себя втиснутым внутрь бочки, на его плечи, шею, руки потекли, обжигая, струи растопленного воска.
Конец ознакомительного фрагмента.