Необычная гувернантка
Шрифт:
Когда они наконец въехали в деревню, уже стемнело. На небе высыпали звезды. Пустой дом Беатрис выглядел заброшенным и унылым. Соломенная крыша покосилась. Стены из камня, добытого в местной каменоломне, после дождя стали грязно-бурыми. Весной их оживлял буйно разросшийся зеленый плющ, но сейчас, голые и обшарпанные, они казались жалкими и убогими. Да, не слишком подходящее место для герцога Брикина.
Беатрис вышла из кареты и расплатилась с возницей, затем взяла Роберта за руку и повела по тропинке к дому. Когда она отодвинула засов и вошла, ее охватило странное чувство, словно она вернулась сюда после долгих
«Почему они строили такие странные дома, папа?»
«Эти здания называются пирамидами, Беатрис. Египтяне возводили их, поклоняясь своим богам».
«Беатрис Энн Синклер, что это ты делаешь? Слезай оттуда сейчас же!» Но как ни старалась мама сделать строгое лицо, она не смогла удержаться от смеха при виде мужа и дочери, устроившихся высоко на дереве.
«Это гнездо, мама. Папа думает, что оно орлиное».
«Но я не хочу оставлять вас, папа. Я всегда буду жить с вами. Клянусь! Не сойти мне с этого места».
«О нет, Беатрис, когда-нибудь ты уйдешь. И это будет славно. Знаешь ли, дети даются нам взаймы, на время. Это дары, которые приходится возвращать, когда наступает срок».
Роберт вошел в дом вслед за Беатрис, и девушка невольно задумалась, каким увидел мальчик ее жилище. Скромная комната, три окна и дверь, деревянный пол, местами покоробившийся от старости. У очага половицы особенно отчаянно скрипели.
В кухне стоял старый квадратный стол с двумя стульями, занавески на окнах сшила несколько лет назад мать Беатрис. Вечерами она сидела у огня и аккуратными стежками подрубала края вышитого полотна. Сама Беатрис любила устроиться на коврике у очага, слушая, как разговаривают родители или как отец читает вслух. Напротив камина помещались два мягких кресла, а между ними – маленький столик со светильником и небольшим запасом свечей. Боковая дверь вела в комнату родителей и к лестнице на второй этаж, где находилась спальня Беатрис. Скромное, но милое и уютное жилище ничем не напоминало величественный и холодный Крэннок-Касл. В этом опустевшем доме по-прежнему царила любовь. Казалось, сам воздух здесь напоен покоем и безмятежностью. А в Крэннок-Касле властвовали зловещие тени и призраки злодейства.
А в Эдинбурге? Но Беатрис не могла сейчас даже думать об Эдинбурге.
Она зажгла свечи, опустилась на колени и развела огонь в очаге. Комната промерзла насквозь, и нужно было топить несколько часов, чтобы прогреть дом. Беатрис открыла дверь в крохотную, но удобную спальню родителей, где все оставалось нетронутым со дня их смерти.
– Вы будете спать здесь, – сказала она Роберту, который, удивленно раскрыв глаза, разглядывал незнакомый дом. С тех пор как они покинули Эдинбург, мальчик был тих и не разговорчив.
Ни в кладовой, ни в погребе еды не было. Мальчик и гувернантка присели на край кровати в родительской комнате и поужинали остатками конфет. Когда Беатрис уложила Роберта в постель, он робко прошептал:
– Можно мне оставить зажженную свечу, мисс Синклер? Пожалуйста. – Его голос звучал испуганно и совсем по-детски.
– Ну конечно, – улыбнулась Беатрис и ласково отвела прядь волос со лба мальчугана. Прежде чем он успел возмутиться, она наклонилась и поцеловала его в щеку. Ее вдруг охватила щемящая, почти материнская нежность к этому одинокому ребенку, двенадцатому
– Вы будете рядом?
– Здесь, наверху. – Беатрис показала рукой на потолок. – Вам стоит только позвать, и я мигом прибегу.
Мальчик кивнул.
Беатрис уселась в большой комнате у очага и принялась смотреть на огонь. Ее сотрясала дрожь, но исходившее от камина тепло не могло ее согреть.
Возможно, она совершила ошибку, когда покинула Эдинбург, не поговорив с Девленом. Но важнее всего для нее – безопасность Роберта, а ее собственные желания могут и подождать. Так значит, она подозревает и Девлена? Если бы она только могла ответить на этот вопрос.
Беатрис встала и сделала круг по комнате. Она прикоснулась к столу, за которым обедала вместе с родителями, провела рукой по каминной полке, на которой когда-то стояли любимые мамины безделушки – фарфоровые статуэтки пастуха и пастушки. После эпидемии Беатрис пришлось их продать, чтобы заказать могильную плиту для родителей.
Она обхватила каминную полку и прильнула к ней, склонив голову на руку. В лицо ей дохнуло жаром.
Что бы подумал о Девлене ее отец? Пожалуй, он бы посоветовал ей остерегаться мужчины с такой чарующей улыбкой. Девлен Гордон – любимец женщин, растлитель невинных, охотник на единорогов. А вот мать Беатрис пришла бы от него в восторг.
Девушка повернулась и подошла к креслу, в котором любил сидеть ее отец. Обивка все еще хранила запах табака от его трубки.
Господи, неужели ей придется пережить еще и это? Ее пронзила боль, такая острая, словно со свежей раны сорвали повязку. До сих пор, до этой самой минуты, ей казалось, что она готова вынести все, но только не предательство. От отчаяния у нее перехватило дыхание, в глазах потемнело.
Беатрис обхватила себя руками и согнулась, силясь сдержать пронзительный тоскливый вой, рвавшийся из груди. Ей хотелось закричать в голос, но она боялась испугать Роберта. Девушка соскользнула на пол, упала на колени, уткнулась лицом в обивку кресла и беззвучно заплакала.
«Девлен…»
Слезы ручьем текли из ее глаз. Она оплакивала родителей, горевала о постигшей Роберта утрате и прощалась с той девушкой, которой когда-то была. Оплакивала свою невинность, чистоту души – не тела. Оплакивала предательство Девлена и свою любовь к нему. Любовь и отчаяние. Это чудовищное смешение чувств оказалось для нее слишком жестоким испытанием.
Никогда еще в жизни Девлен не испытывал подобного гнева.
Придя домой, он обнаружил, что Беатрис с Робертом так и не вернулись с прогулки. Несколько часов Девлен нервно расхаживал по библиотеке, успокаивая себя мыслью, что мальчик и девушка, должно быть, хорошо проводят время в городе. Но с наступлением сумерек он отправил на их поиски слуг.
Сначала он успокаивал себя, говорил, что не испытывает ничего, кроме досады, но к вечеру перестал разыгрывать невозмутимость. А после разговора с владельцем придорожной лавки Девлен уже не находил себе места от тревоги.
– Да, сэр, они чудом не угодили под колеса экипажа. Я видел маленького мальчика и даму с ним. Женщину едва не растоптали лошади, пока она старалась спасти мальца. Великолепные лошади, кстати говоря. Две нары в одной упряжке. Чудные лошадки, просто загляденье! Таких не каждый день встретишь.