Необыкновенная история о воскресшем помпейцеСборник сказочных и фантастических произведений
Шрифт:
Выйдя на улицу, он подвел ученика к высокой каменной ограде, на которой красовалась аршинная надпись: обыватели Помпеи приглашались в амфитеатр на звериную травлю. Но нервы Марка-Июния были уже так чувствительно настроены, что, прочитав надпись, он прослезился.
— Ведь вот! — сказал он, — точно это было только вчера… Скарамуцциа его уже не слышал: в нескольких шагах от себя он заметил такое самоуправство, что поспешно направил туда шаги и крикнул по-английски:
— Сэр! что вы позволяете себе?
Внутренность
Глава двенадцатая. Лютеция
Слова профессора относились к высокому и очень видному собой старику-англичанину из той самой компании туристов, что давеча попалась им на форуме. Вся небольшая кучка англичан обступила старика, как бы заслоняя его от посторонних взоров; сам он возился около хорошо сохранившейся колонны, небольшим молоточком с ловкостью каменщика отбивая у неё узорчатый угол.
Услышав оклик, непризванный каменщик, как пойманный на шалости школьник, быстро спрятал орудие свое в карман, после чего гордо выпрямился и окинул подходящего к нему профессора с головы до ног высокомерным взглядом.
— Что вам угодно, сэр?
— Прежде всего я попрошу вас отдать мне сейчас ваш молоток.
— Какой такой молоток?
— А вот этот.
И Скарамуцциа без околичностей полез к нему рукой в карман, откуда вытащил молоточек.
— Вы забываетесь! — вскинулся англичанин, вспыхнув от стыда и гнева.
— Не знаю, кто из нас двоих более забылся. За ваше самоуправство я мог бы тотчас отправить вас в полицию…
— Как?! Меня, члена английского парламента, лорда Честерчиза, в полицию?
— Мне очень прискорбно слышать о вашем высоком звании…
— Да сами-то вы, сэр, кто такой, что позволяете себе распоряжаться здесь, как хозяин?
— В некотором роде я, точно, хозяин, потому что я — директор здешних работ.
— А! так вы, стало быть, известный профессор Скарамуцциа? — значительно мягче произнес лорд Честерчиз.
— Да, сэр. Но где, позвольте узнать, проводник ваш? Ведь при вас должен же быть проводник…
— А я услал его в гостиницу «Диомеда» за апельсинами для моей дочери.
— Или, вернее, чтобы удалить его?
Лорд Честерчиз готов был опять обидеться; но, одумавшись, перешел в снисходительно-фамильярный тон:
— Вы, господин профессор, конечно, лучше всякого другого поймете страсть археолога к предметам древности! Я вот такой любитель-археолог, и потому не могу видеть какой-нибудь древности равнодушно… Чего тебе, my dear? — отнесся он к одной из своих спутниц, которая в это время тихо положила ему на руку свою маленькую ручку, одетую в шведскую перчатку о десяти пуговицах.
До сих пор она в черепаховую лорнетку очень внимательно разглядывала помпейца, точно то был не человек, а редкостный зверь. Лица её самой, защищенного от палящего южного солнца густою белою вуалью,
— Well (хорошо), — сказал он и обратился опять к профессору: — Вот дочь моя интересуется узнать: молодой этот человек — не тот ли самый помпеец которого вам, господин профессор, удалось отрыть и воскресить?
— Тот самый.
Гордый член английского парламента милостиво протянул Марку-Июнию два пальца и произнес довольно правильно по-латыни:
— Позволь познакомиться: я — такой же, как и ты, патриций, только из «туманного Альбиона»; а это — дочь моя…
Помпеец молчаливо ей поклонился.
— Дело вот в чем, — продолжал её отец, — ты знаешь, вероятно, что такое альбомы? Сама по себе мысль недурная — собирать на память в одну книжку предметы, напоминающие дорогих или интересных нам людей. Сперва была мода на письменные альбомы; потом их вытеснили фотографические. Но и те теперь опошлились: нет прислуги, у которой не имелось бы такого альбома! Дочь моя придумала новый род альбомов: все знакомые должны уделять ей по локону волос, и каждый локон, разумеется, снабжается соответственною надписью. До сих пор никто ей не отказывал: всякому лестно попасть в её альбом, если не в собственной персоне, то в частице своей персоны. Надеюсь, что и ты не откажешь ей в такой мелочи?
Марк-Июний не сумел по достоинству оценить лестности сделанного ему предложения.
— Дочь твоя желает надсмеяться надо мною? — про молвил он, окидывая барышню огненно-сумрачным взглядом.
— Спроси его, не было ли у него невесты? — шепнула она отцу, и тот перевел помпейцу её вопрос.
— Может быть, и была… — был ответ.
— Так скажи ему, что я прошу его именем его, покойной невесты.
Услышав просьбу в такой форме, Марк-Июний грустно улыбнулся.
— Да и ножниц ведь нет у нас под рукой, — отговорился он.
Отговорка ни к чему ему не послужила. Ножницы тут же оказались в руках предусмотрительной мисс Честерчиз, и ему ничего не оставалось, как преклонить голову, чтобы дать ей срезать у него клок его черных кудрей.
— I thank you (благодарю вас), — проговорила она, кивнув ему с величественной благодарностью королевы; затем вполголоса заметила отцу, не найдет ли он нужным пригласить теперь обоих — профессора и помпейца — к «Диомеду» на стакан хорошего вина или чашку шоколаду.
— Твоя правда, — согласился тот и передал обоим приглашение дочери.
Приглашение было принято, и все четверо, а за ними и вся остальная компания англичан, двинулись из Мертвого города обратно к выходу, около которого находится гостиница «Диомеда».
После испытанного с самого утра палящего солнечного зноя Марк-Июний с удовольствием вступил в прохладную сень просторной столовой гостиницы. Сам хозяин со своими гарсонами заметался, как угорелые, чтобы достойно принять господина директора раскопок с сопровождавшими его «знатными иностранцами». На столе тотчас появились разные вина, прохладительные напитки, фрукты, печенье.