Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2
Шрифт:
– Так, говоришь, в 51-м стрелковом полку был? Мне уже комдив об этом сообщил. Ему командир полка докладывал, как ты там шуровал, как заставил их быстрее шевелиться с помывкой, как дезкамеру им изобрёл. Между прочим, знаешь, что командир дивизии сказал о тебе? «Кажется, мы в Алёшкине не ошиблись, толковый начсандив будет!» Ну, я промолчал, рано ещё тебя хвалить. Да и с комдивом соглашаться не хотелось, но вообще-то ты начал неплохо, давай и дальше так. Помни только, что обо всём ты должен прежде всего ставить в известность меня, а уж потом комдива. Я сегодня здесь случайно оказался, проездом, Зинаиде Николаевне показаться. Узнал, что ты едешь «домой»,
Алёшкин подошёл к столу и, сняв трубку с полевого телефона, попросил ответившего ему «Ястреба» соединить с «Шестым». Услышав в трубке голос комдива, Борис доложил:
– Товарищ «Шестой», докладывает «Тринадцатый» (это был код начсандива). Только что вернулся от «Двадцать пятого» (код 51-го стрелкового полка). Завтра выезжаю к «Двадцать шестому» (код 41-го стрелкового полка). У «Двадцать пятого» всё благополучно, вероятно, начнут с завтрашнего дня. … Да, полностью. Камеру заканчивали, когда я уезжал. Да. … Здесь? Простите, я только что приехал, ещё не видел. … У вас? Значит, уже передачу закончили. А, уехали. Слушаю… Нет, не видел. Есть! Слушаюсь! – и Борис положил трубку.
– Спрашивал, не встречал ли я вас. Сказал, что только что у него были Перов и Фёдоровский, докладывали о сдаче-приёмке медсанбата. Ругался, зачем в траншею лазил, приказал больше этого не делать, – передал Борис Марченко содержание своего разговора с комдивом.
– В самом деле, незачем тебе ходить по окопам, не дело это начсандива, храбрость нам свою показывать не нужно. Ну, ладно, ужинай да отдыхай, а я поеду в штаб. Завтра, может быть, в 41-м полку увидимся, я тоже туда собираюсь. Пока, – и Марченко, сидевший у стола в шинели, надел свою пограничную фуражку, с которой он пока ещё не расставался, и вышел из комнаты.
Почти сейчас же появился с дымящимся котелком Венза, а за ним с чайником и Игнатьич. Джек, увидев Игнатьича, приветливо постучал хвостом, однако с места не встал.
Борис с удовольствием принялся за ужин, состоявший из большой котлеты и более чем полкотелка хорошо намасленной гречневой каши. Игнатьич, поставив чайник на стол, обратился к Алёшкину:
– А наш новый-то командир, видать, человек вредный…
– Это ещё почему? С чего ты взял?
– Как же, во-первых, потребовал, чтобы Скуратов немедленно переселился. «Я, – говорит, – только с комиссаром согласен вместе жить, да на новом месте и с ним мы будем жить отдельно, а устраивать у себя общежитие не желаю!» Младший лейтенант уже в штаб переселился. А потом, видишь, и Джек ему не угодил. Правда, Джек, этот чёрт проклятущий, при каждом появлении нового комбата ворчать начинал, но ведь не кусал же его! Так нет: «Чья это собака? – говорит, – Начсандивовская? Ну вот, пусть и поселяется вместе с ним. Увести немедленно или вон, – говорит, – на улицу, под крыльцо поселить». Ну, мы с Вензой сюда его привели.
– Комиссар дивизии, как пришёл, хотел его погладить, – вмешался Венза, – а он как зарычит, как оскалится, тот руку отдёрнул и говорит: «Ну и злющий пёс!» А по-моему, не злой, меня вот не кусает, – и с этими словами, подойдя к Джеку, протянул к нему руку, видимо, желая погладить его или почесать за ушами.
Всё произошло в какое-то мгновение. Раздался короткий рык, щёлканье зубов и крик Вензы. Из прокусанного пальца закапала кровь. Парень, чуть не плача, сказал:
– Пёс ты несуразный, ведь я тебя кормлю, гулять вывожу! Как же
Игнатьич ухмыльнулся:
– Э, брат Венза, при Борисе Яковлевиче и я его гладить боюсь, так что ты лучше тоже не пробуй.
– Пойдите, Венза, в перевязочную, пусть вам перевяжут рану, да противостолбнячную сыворотку введут, – сказал Алёшкин.
Он обернулся к Джеку:
– А ну, пойди сюда, безобразник. Ты зачем же это своих кусаешь? – Борис взял в руки тонкий ремешок от полевой сумки. – А ну, иди, иди же!
И Джек, жалобно повизгивая, поджимая хвост, не пошёл, а униженно пополз, прижимая морду к земле, и уткнулся носом в сапоги хозяина. Закрыв глаза и прижав уши, пёс замер в ожидании наказания. Но Борис не стал его бить, он завёл с ним разговор:
– Ну, подумай-ка, хорошо ты сделал? Человека, который за тобой ухаживает, кормит тебя, ты вдруг ни с того ни с сего укусил, как же это? Неужели ты совсем глупый пёс и ничего не понимаешь, а?
Джек при этом смотрел на хозяина своими умными глазами и, казалось, не только всё понимал, но и искренне сожалел о случившемся.
После разговора Алёшкин несильно ударил Джека ремешком, чем вызвал его лёгкое повизгивание. Однако пёс не сдвинулся в места, чтобы уклониться от удара. Борис сказал наблюдавшему это Игнатьичу:
– А ну-ка, Игнатьич, погладьте его вы.
Тот опасливо покосился на Джека, однако подошёл, и, положив руку на голову собаки, начал слегка почёсывать за ушами и гладить голову. И странное дело, Джек лежал спокойно, даже не ворчал. Но при каждом прикосновении его верхняя губа чуть-чуть приподнималась и обнажала блестящие, чуть желтоватые, огромные острые клыки. Глаза же умоляюще смотрели на Бориса и как бы говорили: да прекрати же, наконец, ты эту пытку!
Как только Игнатьич отошёл от Джека, тот обрадованно вскочил на свои три лапы, положил голову на колени Бориса и, умильно заглядывая ему в глаза, начал тереться об его ноги грудью и мордой, как бы испрашивая в награду за свою терпеливость и послушание ласку от хозяина.
В этот момент вернулся Венза, и Алёшкин решил повторить урок.
– Ну-ка, товарищ Венза, подойдите сюда, – сказал он, держа пса за ошейник, – погладьте Джека.
– Да? А как он опять тяпнет? Я и так с неделю писать не смогу.
– Не бойтесь, теперь не тяпнет. Правда ведь, Джек?
Венза робко приблизился к начсандиву, собака тем временем положила голову на колени хозяина, и Венза протянул руку. Джек тихонько заворчал. Тогда Борис довольно ощутимо щёлкнул его по носу. Венза вновь протянул руку. Джек, помня о щелчке, зажмурил глаза, и Венза уже смелее опустил ему руку на голову и погладил его. Когда он убрал руку, Борис положил на голову свою, от чего тот открыл глаза и как бы улыбнулся хозяину.
– Ну, вот видишь, ничего с тобой не случилось! Иди на место.
В это время Венза вдруг хлопнул себя по лбу.
– Эх, товарищ начсандив, совсем забыл! Там привезли трёх раненых в живот, за одного Картавцев взялся, а двое ещё ждут. Доктор Бегинсон простудился, с ангиной лежит, а оперировать надо срочно. Николай Васильевич просил, если вы можете, хорошо бы хоть одного взяли.
О таких делах Бориса два раза просить было не надо. Забыв про дневную усталость, он помчался к операционной, и спустя четверть часа уже стоял за своим любимым операционным столом, держал в руках шприц с новокаином, готовясь обезболить окружность раны передней брюшной стенки лежавшему перед ним на столе молодому казаху, раненому в живот осколком мины.