Неофит
Шрифт:
— Но зачем?
— Чтобы тебе понадобился приятель, когда все будут против тебя. Или, может быть, он просто хотел убедиться, что способен на это. Я тебе и раньше говорила, что он противный и опасный, что я не хочу даже слышать о нем от тебя.
Сердце у Джоби колотилось; он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Глубоко в душе он надеялся, что его дружбе с Элли Гудом не пришел конец. Хотя после того последнего случая это должно было произойти, так что нет смысла спорить с Салли Энн. Но он не ненавидел Элли, никогда не станет ненавидеть, несмотря на то сомнение, которое зародила в нем Салли Энн. Она может оказаться права, она слишком часто бывает права.
— Сомневаюсь, чтобы он пришел сюда, — сказал
И только после ухода Салли Энн Джоби внезапно спохватился: где же его амулет? Он ощупал цепочку, пропустил ее сквозь пальцы, пока не дошел до пустого кольца. Он повернулся, взбежал наверх, бросился в спальню, почувствовал душистый аромат тела Салли Энн, все еще витающий в воздухе, смешанный со слабым запахом мускуса.
Он откинул простыни, громко вскрикнул от облегчения. Амулет был там; квадратик меди, с нанесенным на нем узором, лежал на пятне, оставленном его спермой. Он поблескивал в раннем утреннем свете, словно единственный глаз, глядящий на него, предупреждающий его. Проклятье, он ни разу не принес ему удачи.
И все же он взял его, прицепил к колечку на цепочке. Как-нибудь надо заняться этой застежкой.
Глава 15
Джо Роуэлл работал егерем в старом поместье Хоуп с 1946 года, когда вернулся с действительной военной службы во Франции. Поместье распалось, земли были распроданы, когда сэр Хью Бойл умер в 1956 году, и теперь какой-то синдикат арендовал право на охоту, оставив Роуэлла на его посту, потому что он подходил как нельзя лучше.
Это был крупный человек, полноватый, с нездоровым цветом лица, несмотря на жизнь на свежем воздухе. Его открыто ненавидели все деревенские. Пропадали собаки и кошки. Владельцы животных знали, что их питомцы нашли смерть в лисьих капканах или силках, а то и погибли от выстрела из старого ружья 12-ого калибра, которое всегда было при егере. Безжалостный хищный зверь, он днем и ночью бродил по лесу, одержимый безопасностью фазанов, которых он разводил в летние месяцы. Он мог появиться совершенно неожиданно, словно бесшумный лесной дух, разгневанный карающий ангел, возникающий перед ничего не подозревающим сборщиком хвороста или остролиста перед Рождеством, а с поводка у него рвался бешеный, полудикий, похожий на волка пес — восточноевропейская овчарка — жаждущий нападения.
Роуэлл был обычно одет в мешковатые брюки-гольф коричневого цвета, потерявший форму жилет и куртку. Охотничья войлочная шляпа делала его лицо более круглым, чем оно было на самом деле. Коротко подстриженные усы, начинающие седеть, красовались над его толстой губой; глаза, поставленные слишком близко, казались хитрущими щелочками на мясистом лице. Как сказал однажды Клифф Моррис, егеря ненавидели, но уважали.
Спарчмур составлял довольно большую часть охотничьих угодий Джо Роуэлла, которые простирались от низинных лугов, включая Хоупский лес и горы, где летом можно было иногда услышать крик шотландского тетерева, доносившийся с покрытой вереском возвышенности. Деревенские прокрадывались туда в июле и августе в поисках голубики, делая это на свой страх и риск, потому что никогда не знали, не появится ли из-за колючего кустарника разъяренный егерь, обнаруживший нарушителя в своих владениях. Он хлестал проштрафившегося всего лишь словами, но тот уходил домой в тревоге, потому что егерь был человек мстительный; приходилось опасаться за безопасность своей собаки или кота, как бы они не пропали — Роуэлл знал всех животных в Хоупе и то, кому они принадлежали. Некоторым, правда, везло. Поговаривали, будто пестрый кот миссис Клэтт всегда возвращался целым
Джоби знал Джо Роуэлла с тех времен, когда жил у миссис Клэтт; он помнил, как этот великан изредка заходил к ней в дом, сидел у камина с чашкой чая, причем кот предпочитал быть во дворе, когда появлялся этот человек. Джоби не ссорился с егерем, и он мало интересовался будничными событиями и сплетнями в Хоупе. Все это была часть деревенской жизни, фон существования. У него никогда не случалось стычек с Роуэллом, когда он бродил по лесу, егерь не беспокоил того, у кого не было собаки и кто не трогал ягод и остролиста. В конце концов, это была его работа, он зарабатывал этим на жизнь, ведь чтобы понять все до конца, нужно взглянуть и на оборотную сторону медали.
В девять часов Джоби кончил кормить кур; утро казалось вполне беззаботным. Светило солнце, и Джоби чувствовал себя хорошо. Он вышел из курятника, посмотрел в сторону дома, заметил, что шторы на окне комнаты Салли Энн все еще задернуты. Она, наверно, решила понежиться; он почувствовал отчаяние, обман; почему отношения между ними должны быть такими? Ему очень хотелось сообщить всему миру: «Я влюблен в Салли Энн, я спал с ней, у нее может быть от меня ребенок». Несправедливо, что он должен работать здесь, скрывая это; ему было обидно притворяться, что между ними ничего нет, жить во лжи.
— Все в порядке, Джоби? — Клифф Моррис вышел из дома, подбородок у него был в яичном желтке, он все еще дожевывал тост, и изо рта у него летели крошки, когда он говорил.
— Все отлично, мистер Моррис. — Дьявол, да я практически ваш зять и хочу, чтобы вы знали это. Нет, не хочу, потому что вы вышвырнете меня за ворота, может быть, запретите дочери видеться со мной.
— Хорька больше не видел?
— Нет, думаю, он больше не появится.
— И все же я собираюсь поставить капкан. Сегодня до середины дня, когда начнешь собирать яйца, работы не будет, так что прогуляйся-ка ты до Джо Роуэлла и спроси, не одолжит ли он мне капкан.
— Но это же запрещено, мистер Моррис, разве нет? — У Джоби эти слова вырвались непроизвольно, он произнес их не вовремя и опрометчиво.
— Не твоя забота. — Клифф прищурился, нахмурил брови. — Что я делаю в Спарчмуре — мое дело, точно так же, как никого не касается, чем занят Джо Роуэлл. Твое же дело — принести мне капкан.
— Между прочим, — Джоби стал тщательно подбирать слова, — я заметил по пути на работу утром, что сломана изгородь на Длинном лугу, кто-то перерезал проволоку. Когда станем выгонять телок весной, они могут выйти, перейти вброд реку и отправиться на землю Бреттона.
— Это все проклятые охотники! — Фермер сжал кулаки, на щеках у него выступили красные пятна, как Джоби и предполагал. Я намеренно завожу вас, мистер Моррис. — Им на всех плевать, разрезают изгороди, как будто это их право! К черту фермеров — мы же охотники, если ты по первому требованию не откроешь ворота, они режут проволоку. Бреттон с ними тоже ездит. Я видел его в прошлую субботу, весь вырядился, верхом на новом гунтере. Подонок, изо всех сил старался удержаться в седле. Бог мой, я бы уписался от смеха, если бы он слез с лошади, но, к сожалению, этого не случилось. Вот тогда-то изгородь и перерезали, держу пари на что хочешь. Видать, Бреттон сам и перерезал проволоку, а если спарчмурское стадо забредет на его землю, станет кричать караул! Я собираюсь им сказать, что у них нет права охотиться в Спарчмуре. Это теперь моя земля, черт побери, я не какой-нибудь арендатор в старом поместье, который дрожит, чтобы его не вышибли под зад коленом.