Неоготический детектив

Миллар Маргарет

— Это была не женщина, мисс Рэчел, — сказала она, держа тапочки в руках. — Это был мужчина в длинном пальто.

— Какая женщина была мужчиной? — обескуражила я ее, не поднимая взгляда от книги.

Лидди вернулась на кушетку.

Только к одиннадцати часам я, наконец, собралась заснуть. Несмотря на притворное бесстрастие, я заперла ведущую в холл дверь и, обнаружив, что щеколда верхней фрамуги сломана, осторожно подтащила к двери кресло (будить Лидди мне не хотелось). Взобравшись на него, я поставила на выступ рамы ручное зеркало — так, чтобы при малейшем сотрясении фрамуги оно с грохотом упало на пол. Приняв все необходимые меры предосторожности, я легла в постель.

Заснула

я не сразу. Едва глаза мои начали слипаться, как Лидди вошла на цыпочках в спальню и заглянула под кровать. Заговорить со мной она не посмела из боязни получить очередной выговор и лишь остановилась на миг в дверях, дабы испустить горестный вздох.

Где-то на первом этаже напольные часы пробили одиннадцать тридцать, потом — одиннадцать сорок пять и наконец — двенадцать. Ровно в полночь во всем доме погас свет. Электрическая компания Казановы закрыла лавочку и отправилась на боковую. Вероятно, по случаю вечеринок и приемов местные жители давали служащим компании взятку, дабы те сидели, пили горячий кофе и уходили с работы на два часа позже. Но теперь свет погасили окончательно. Лидди скоро заснула, как я и предполагала. Она вообще крайне ненадежный и неудобный человек: бодрствует и готова чесать языком, когда ее об этом не просят, и всегда засыпает в самый ответственный момент. Один или два раза я окликнула ее, но единственным ответом мне послужил оглушительный всхрап, представляющий серьезную угрозу для ее носоглотки. Я поднялась и зажгла свечу.

Моя спальня и гардеробная находились над огромной гостиной. На втором этаже по всей длине здания тянулся коридор, в который с обеих сторон выходили двери многочисленных комнат. Небольшие коридорчики в левом и правом крыле здания пересекали главный — план особняка был сама простота. Едва я успела снова подойти к постели, как из восточного крыла донесся отчетливый звук, который заставил меня, замерев на месте с полуснятым шлепанцем на одной ноге, прислушаться. Внизу раздался металлический лязг, и зловещее эхо его прокатилось по всем пустым залам, подобно поступи рока. Казалось, будто некий тяжелый предмет — вероятно, железный — скатился со звоном и грохотом по деревянным ступенькам винтовой лестницы, ведущей к рабочему кабинету.

В наступившей затем гробовой тишине Лидди заворочалась во сне и снова захрапела.

Я почувствовала прилив раздражения: сначала она не дает мне заснуть своим дурацким хождением, а потом, когда надо, спит как Джо Джефферсон или Рип. (никогда не видела особой разницы между ними). Я вошла в гардеробную и потрясла Лидди за плечо. Должна признать, весь сон с нее как ветром сдуло при первых же моих словах.

— Вставай, — сказала я, — если ты не хочешь быть убитой в своей постели.

— Где? Как? — возопила она в полную силу своих легких, садясь на кушетке.

— В доме кто-то есть, — сказала я. — Пошли. Нам нужно добраться до телефона.

— Только не в коридор! — бормотала Лидди, пытаясь удержать меня. — О, мисс Рэчел, только не в коридор! — Но я крупная женщина, а Лидди — маленькая. Кое-как мы добрались до двери. Лидди сжимала в руках медную подставку для дров в камине, готовая размозжить голову любому врагу. Я прислушалась, ничего не услышав, чуть приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Там царил непроглядный мрак, населенный самыми кошмарными порождениями фантазии, и свет моей свечи только подчеркивал густоту окружающей нас тьмы.

Лидди пронзительно взвизгнула и втянула меня обратно в спальню. Когда дверь захлопнулась, зеркало, поставленное мною на раму фрамуги, упало на голову Лидди. Это деморализовало ее окончательно. Мне не скоро удалось убедить Лидди, что она не подверглась сзади нападению затаившегося в спальне взломщика; но вид разбитого зеркала не придал

ей бодрости духа.

— Это к чьей-то смерти! — принялась завывать она. — О, мисс Рэчел, кто-то умрет в этом доме!

— И умрет, — мрачно подтвердила я. — если ты не возьмешь себя в руки, Лидди Аллен.

Мы сидели в спальне до самого утра, гадая, погаснет свеча до рассвета или нет, и прикидывая, каким поездом удобнее возвращаться в город. Ах, почему мы передумали и остались в Саннисайде на свою голову?!

Наконец начало светать. Из окна спальни я смотрела, как призрачные тени медленно выступают из тьмы и постепенно превращаются в деревья — сначала серые, а потом зеленые. На склоне холма забелело пятнышко клуба «Гринвуд». Ранняя малиновка или две запрыгали в росистой траве.

Лишь одновременно с появлением молочника на дороге и солнца на небе я осмелилась открыть дверь в коридор и осмотреться. Все вещи стояли на своих местах: коридор загромождали распакованные дорожные сундуки, еще не убранные в кладовую, и сквозь витражное окно в торцовой стене на пол лился красно-желтый дневной свет, в высшей степени жизнерадостный. Мальчишка-молочник колотил в дверь где-то внизу. День вступал в свои права.

Около половины седьмого по аллее к дому просеменил Томас Джонсон, и скоро мы услышали грохот открываемых на первом этаже ставней. Тем не менее мне пришлось проводить Лидди в ее комнату на третьем этаже, поскольку она не сомневалась, что обнаружит там нечто ужасное. Когда же ожидания ее не оправдались, она, заметно осмелевшая при свете дня, разочаровалась самым настоящим образом.

Короче, в тот день мы в город не вернулись.

Обнаружив же на полу в гостиной упавшую со стены небольшую картинку, Лидди окончательно убедилась в том, что ночная тревога была ложной. Но я не разделяла ее уверенности. Даже с поправкой на нервное напряжение и обостренность слуха по ночам я не могла поверить, что сорвавшаяся с гвоздя картинка наделала столько шума. На всякий случай, однако, я уронила ее на пол снова. Раздался приглушенный треск деревянной рамки, и последняя тут же рассыпалась в прах. Я попыталась оправдать себя следующим соображением: если Армстронги предпочитают вешать картины на стену кое-как и сдают дом в аренду с нагрузкой в виде фамильного привидения, то ответственность за уничтожение частной собственности лежит на них самих, а никак не на мне.

Я запретила Лидди рассказывать кому бы то ни было о ночном происшествии и позвонила в город с просьбой прислать в Саннисайд слуг. После завтрака, который делал больше чести сердцу старого Томаса, нежели его рассудку, я отправилась расследовать загадку. Ночные звуки доносились из восточного крыла — и не без некоторой тревоги я начала оттуда.

Сначала мне ничего не удалось обнаружить. С тех пор я значительно развила свою наблюдательность, но тогда делала первые шаги в криминалистике. В маленьком кабинете все вещи стояли на своих местах. Я поискала отпечатки пальцев, как требуют того общепринятые правила расследования, хотя последующий опыт доказал мне, что следы ног и отпечатки пальцев в качестве ключей к раскрытию преступления более полезны в художественной литературе, нежели в действительности.

Но винтовая лестница дала пищу для размышлений. На верху лестничного марша стояла высокая плетеная корзина с бельем. Она стояла на самом краю лестничной площадки, почти перегораживая дорогу, а на первой сверху ступеньке белела длинная свежая царапина, которая тянулась еще по трем, постепенно утоньшаясь — словно некий предмет падал с лестницы, ударяясь о каждый выступ. Затем шли четыре чистые ступеньки, а на пятой в твердой древесине осталась круглая выбоина. Ничего особенного, казалось бы, но я знала наверняка, что накануне этих следов не было.