Неоконченный полет (сборник)
Шрифт:
Мастер взял с ладоней двое часов и приложил их к ушам. Летчики улыбнулись друг другу. И те и другие часы стояли.
— Мне стекло, — сказал незнакомец.
— А моим, кажется, два камня, — сказал Дмитрий.
Летчики опять улыбнулись.
— Все вижу, все слышу. — Мастер перевел свои внимательные, застывшие, словно незрячие, глаза с «кирпичика» на старшего. — Зайдите завтра... А вы... — Он отколупнул на часах Дмитрия нижнюю крышку, хрупнув при этом ножичком. — Да... рычажок... ось... А вы, молодой человек, зайдите... после войны.
— Да что вы, отец!.. Мне без часов...
— Как без рук.
— Летчику без часов... конечно, никак нельзя, — промолвил незнакомец приятным голосом.
— А летчику, да еще кавалеру, — тем более. Я вас часто вижу на этой улице. — Часовой мастер ласково посмотрел на летчика и с намеком подморгнул.
Дмитрий покраснел.
— Старожилы, вижу, устроились основательно, — сказал густым сильным голосом незнакомый, надевая добротные меховые рукавицы и добродушно улыбаясь.
Летчики вдвоем упросили горбуна оставить у себя часы лейтенанта и довольные этой победой вместе вышли на улицу. Они, беседуя, прошли несколько кварталов и расстались почти друзьями.
Вечером в фойе кинотеатра Дмитрий издали заметил Шолоха и обрадовался ему. Лейтенант познакомил капитана с Зоей. Уже втроем они прохаживались среди толпы, вместе смотрели кино. Шолох, оказалось, был родом с Черниговщины; о своей семье, которая жила в Конотопе, не имел никаких известий. Веселая Зоя, в зеленой шерстяной кофте с помпонами на груди, так волнующе напомнила капитану о его жене, что он весь вечер был растроганный, молчаливый и особенно предупредительный с женщинами.
Став другом Заярного, Шолох подал ему мысль перейти в разведчики и, когда тот сразу же ухватился за это, помог ему осуществить нелегкое намерение.
Кое-кто из однополчан Дмитрия объяснял этот неожиданный переход лейтенанта из своего родного полка в чужую эскадрилью весьма невыгодными для боевого летчика мотивами.
— Что это Заярного потянуло на романтику разведки? — спрашивал кто-нибудь.
— А кому это не понятно! Романтики высоко летают... Их реже достают зенитки, — отвечал другой.
— Разведчиков тоже частенько выслеживают «мессеры».
— Ну нет! У кого голова не пуста, тот всю жизнь пролетает в разведке без единой царапины.
Так Дмитрий оставил свой родной полк, в котором прослужил около трех лет. Его поступок удивил особенно тех, кто не понимал, почему именно Дмитрий старался подольше задержаться в Лебедином. Кто знал Заярного ближе, тот понимал и другие мотивы, по которым бомбардировщик решил стать разведчиком: энергичный, впечатлительный, честолюбивый человек удовлетворял этим свое стремление быть заметным, а в своих действиях как можно меньше подчиняться воле других. Ему уже надоело на земле и в воздухе быть тем, кого ведут, надоело летать только в группе и кидать бомбы только по команде ведущего. Он, казалось ему, способен на что-то большее, чем то, что он до сих пор делал. Любовь, пришедшая к нему, подсказывала это. Полеты разведчика, в которых, как казалось Дмитрию, все зависело только от умения и отваги самого экипажа, наилучшим образом отвечали его ожиданиям.
Вот после каких событий лейтенант Заярный отправился в первый разведывательный полет со своим другом Шолохом.
Обессиленный, проголодавшийся,
Снилось или бредилось... Летит он на пылающем самолете над черным, недавно вспаханным полем и выбирает место, где сесть. Вот он приземлился, выпрыгнул из кабины и побежал по черному полю куда глаза глядят. За ним гонятся немецкие солдаты. Их было двое, затем стало пять, десять, двадцать. У него никакого оружия. Куда ему деваться? Вот-вот настигнут его, схватят руками... Впереди вдруг с грохотом провалилась земля.
«Гу-гу-гу!»
Дмитрий проснулся. Где-то неподалеку грохотали взрывы. Вскочил на ноги. Взрывы повторились — показалось, покачнулась земля.
«Неужели наши?.. Разве Шолох успел передать по радио про аэродром?..» Дмитрий стоял в яме, крепко сжимал пистолет и всматривался в небо. Ожидал чего-то могучего, что разнесло бы незримую стену, которая встала между ним и далеким задонским городком.
Где-то высоко прогудели самолеты, и все утихло.
Дул ветер, шумели вязы. Закатывалось за лес красное солнце. Густели тени. Внизу, в долине, где лежало село, показались огоньки.
Дмитрий снял рукавицы, расстегнул на груди комбинезон, достал из кармана гимнастерки партийный билет. Подержал в руках, затем наклонился и глубоко запихнул его за кожу рваного унта. Так, вспомнил, делали все, кому выпадала подобная судьба и кто возвращался в полк. Возвращался... Дмитрий тяжело вздохнул. Перед его воображением на миг предстали Лебединое, друзья, Зоя. Тоска стиснула его сердце. Шум леса тут же развеял видение. Дмитрий кинул за плечо планшет и двинулся напрямик, в направлении далеких огоньков.
Холодный ветер бил в грудь и лицо.
Зоя
Ясная полная луна лила на землю голубовато-серебристый свет, воздух играл мириадами блесток, словно кипел от мороза; покой и сияние, казалось, властвуют во всем мире.
Зоя бежала по железнодорожной насыпи, не замечая ни луны, ни мороза, ни звонкого снега под сапогами. С той минуты, как услышала «не возвратились», для нее все перестало существовать в том значении, в котором существовало до сих пор.
Раньше, до этого тяжкого дня, случалось, что она вдруг спрашивала себя: «А если придет страшная весть, что будет со мной?» Перехватывало дыхание, она застывала и стояла так какое-то время, позабыв, что делала, куда торопилась. Гнала от себя мысль, и ей хотелось тот же час увидеть Дмитрия, услышать его голос.
Спустилась по крутой насыпи, миновала какой-то черный столбик, нисколько не пугаясь, услышала, как возбужденно гудели провода, пошла утоптанной дорожкой. На белом поле негустым рядком стояли самолеты. Зоя искала место, где бы не было самолета, и не находила его. Она вдруг подумала, что, возможно, Дмитрий и Алексей возвратились перед самым заходом солнца... а возможно, кто-то жестоко пошутил над ней и там, в землянке, Дмитрий встретит ее, смеясь и обнимая.