Неоконченный портрет. Книга 1
Шрифт:
Говоря по-английски почти без акцепта, Шуматова сказала президенту, что сегодня намерена «помучить» его несколько дольше, чем вчера.
— Только не за счет времени, предназначенного для «барбекью», — шутливо ответил президент. — Поросенок может пережариться.
Художница уселась на свою «треногу» и, прежде чем приняться за работу, пытливым, профессиональным взглядом впилась в лицо президента. Она поняла, что первое впечатление, которое произвел на нее президент, обмануло ее...
Ей хотелось написать Рузвельта таким, каким его знала вся Америка, весь мир: большой, открытый, ясный лоб, чуть удлиненный, лишенный
Но сегодня, хотя президент и появился с приветливой улыбкой, хотя он и шутил, Шуматова не могла не заметить, что у него набрякли мешки под глазами, что на губах синева, а в глазах — глубокая, безмерная усталость...
Подчиняясь инстинкту художника, Шуматова невольно стала несколько иначе писать лицо президента, приближая его к тому, которое сейчас наблюдала.
Но тут же она почувствовала, что поступает неверно.
Безвольно опустив кисть, забыв вытереть ее и не замечая, что краска тяжелыми каплями падает на пол, Шуматова думала: «Нет, не такого портрета ждет Люси. Она не захочет, наверняка не захочет, чтобы человек, который для нее дороже всего на свете, был запечатлен в часы своего глубокого заката...»
Шуматова попробовала восстановить тот облик Рузвельта, который, как ей казалось, в общем удался во время первых двух сеансов. Она попросила президента повернуться в четверть оборота к окну, потом—вполоборота. Она вскочила со стула, подбежала к Рузвельту и, бесцеремонно обхватив его голову, попыталась откинуть ее назад, чтобы исчезли морщины на скулах и шее.
Все равно она не видела того, что ей хотелось увидеть. Тогда Шуматова прервала работу над лицом президента и сосредоточилась на галстуке и складках накидки. Она старалась воспроизвести красный цвет галстука и темно-синюю материю накидки с такой же естественностью, как на картинах старых мастеров.
Рузвельт, в свою очередь, почувствовал, что работа у художницы сегодня не клеится.
— Как говорят в Голливуде, — пошутил он, чтобы разрядить обстановку, — я сегодня, кажется, не киногеничен.
— У нас еще есть время — торопливо ответила Шуматова. — Я имею в виду, конечно, мое время, — тут же смущенно поправилась она. — Если господин президент не очень торопится…
— Я никуда не тороплюсь, — на этот раз без улыбки, неожиданно серьезно произнес Рузвельт.
— Разумеется, — подхватила Шуматова. — Ведь вы в отпуске. После такой сверхчеловеческой работы вы имеете полное право...
— Да, я в отпуске, — медленно произнес Рузвельт и, помолчав, добавил: — Люди всегда стремятся использовать свой отпуск прежде, чем подать в отставку.
Он произнес эти слова задумчиво и тихо, но они прозвучали, как отдаленный раскат грома.
Люси с испугом посмотрела на президента.
Маргарет Сакли попыталась обратить слова президента в шутку.
— Ты намерен стать безработным? — добродушно спросила она. — Скучаешь по началу тридцатых?
Президент молчал, полуопустив тяжелые, неестественно набрякшие веки. Казалось, он никого не слышал и ничего не видел.
Но это только казалось... Слова Дэйзи — так президент называл Маргарет Сакли — и в самом деле вернули его мысли к страшному
Дэйзи повторила свой вопрос — она всячески старалась вывести президента из того странно-задумчивого, отрешенного состояния, в которое он неожиданно впал.
— Нет, — покачав головой, сказал Рузвельт, — стать безработным я не собираюсь.
— Что же ты будешь делать? — настойчиво продолжала спрашивать Дэйзи. Она была рада, что все-таки втянула президента хоть в какой-то разговор.
Рузвельт внимательно посмотрел Дэйзи прямо в глаза и очень серьезно сказал:
— Если бы это зависело только от меня, я хотел бы возглавить Организацию Объединенных Наций. Война скоро кончится. Теперь на повестке дня — будущее мира. Впрочем, — Рузвельт улыбнулся, — я еще не уверен, доверят ли мне эту работу.
Все облегченно вздохнули. Президент вновь шутил.
Тем временем в гостиную вошел Билл Хассетт, одни из секретарей президента. В руках у него была груда пакетов, конвертов и бандеролей. Это означало, что почта из Вашингтона наконец пришла. При виде Хассетта Рузвельт сразу оживился. Он вцепился руками в подлокотники кресла, словно собираясь встать на ноги, подался навстречу Хассетту и с улыбкой сказал:
— Наконец-то! Что случилось с тем самолетом?
— В Вашингтоне со вчерашнего дня необычный туман, — ответил Хассетт. — Самолет поднялся, как только появилось небольшое «окно». Я говорил с пилотами.
А я уж подумал, что его преследовали немецкие истребители, — пошутил Рузвельт.
— Им сейчас не до этого, мистер президент, — в тон ему отозвался Хассетт.
— Очень жаль, что это проклятое «окно» все же появилось, — вздохнул Рузвельт. Кивнув на обильную почту, которую все еще держал в руках Хассетт, он добавил: — Здесь одного только чтения на целый час.
Хассетт свалил почту на письменный стол, стоявший позади кресла, в котором сидел президент, вышел из комнаты и через минуту вернулся с невысокой конторкой. Он уставил ее почти вплотную к ногам Рузвельта, поставил на нее чернильницу с тушью, положил рядом ручку, а также несколько пакетов, предварительно отрезав их края длинными ножницами.
Рузвельт углубился в чтение. Шуматова, обрадованная тем, что в ее распоряжении остается еще не менее часа, возобновила работу.
После того, как Рузвельт пробежал глазами содержание первых пакетов, на лице его появилась недовольная гримаса. В одном из конвертов были приказы о назначении почтмейстеров. По американской традиции их должен был назначать сам президент. Некоторые документы Рузвельт подписывал тушью и полным именем, другие — своим знаменитым «Ф. Д. Р.». Хассетт брал бумаги со стола и раскладывал на полу.
— Простите, — сказал он в ответ на полный недоумения взгляд Шуматовой, — но необходимо, чтобы это сырое белье просохло.
«Сырое белье» — так было принято называть официальные бумаги, которые президент подписывал тушью.
Президент подписал одобренный Конгрессом законопроект о предоставлении государственных кредитов одной из корпораций, занимающихся проблемами продовольствия.
Далее шли приказы о награждении солдат и офицеров, отличившихся во время военных операций в Европе. Эти документы президент подписал с особым чувством, полностью начертав свое имя: «Франклин Д. Рузвельт»...