Неоконченный портрет
Шрифт:
– Спокойнее, моя радость. Здесь все свои.
– Послушайте, Лоренс! Полагаю, что нам не мешает кое о чем договориться, а то дальше нам будет не по пути. Я очень серьезно отношусь к своему делу, и меня действительно ничего больше не интересует.
– Вот уж не подумал бы, особенно судя по тому пылу, который вы проявили там, у горы, – поддразнил он ее. В каждой нотке его голоса звучала нескрываемая насмешка.
Полунегодуя-полуиграя, Эшли воскликнула:
– Но я не шучу! Верите вы мне или нет, но меня не взволновал ваш довольно-таки земной образ. Поймите меня правильно: я с удовольствием
Они уже доехали до второго пастбища, ближайшего к дому. Выйдя из леса на простор, жеребец снова помчался вскачь. При такой скорости сидеть ей было довольно-таки неудобно. Поскорей бы закончилась эта нелепая прогулка, а то она совсем потеряет самообладание.
– Как я понял, ваши… э-э… пристрастия отданы кому-то другому? – с головокружительной настойчивостью продолжал Лоренс.
– Наши деловые отношения не дают вам права интересоваться моей личной жизнью, – холодно отозвалась Эшли.
– Мм, значит, у вас просто сдали нервы. – Он ласково сдул прядку волос, упавшую ей на лицо.
– Боже! – Она была не в состоянии скрыть гнев. – Я же отказала вам, разве вы не понимаете?! – Ну как тут сохранить хладнокровие, если его рука трогает ее грудь?
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Вы его не задавали.
– У вас есть другой мужчина?
– Она решилась и выпалила:
– Да! – Есть он у нее или нет, не в этом суть. Ее отношения с Робертом весьма неопределенны, но спешить с развязкой она не намерена. Но если ее ответ поставит Лоренса на место, то она готова признать, что у нее сдали нервы.
И вдруг она увидела, что они едут вовсе не к дому: Лоренс направил коня по отлогому пастбищу к густой роще, сквозь листву которой виднелся ручей.
– Что это вы делаете?! Мы же собирались домой!
– А не хотите ли посмотреть то укромное местечко, которое я нашел для лечения вашей головной боли?
– Я хочу поскорее слезть с этого зверя. И уже давно! – выпалила Эшли.
Вниз по склону жеребец припустил с нарастающей скоростью, и она отчаянно обхватила Лоренса, спрятав лицо на его горячей и влажной от пота мускулистой груди. Несмотря на раздражение, испуг и весьма неудобную позу, она остро ощутила волнующий запах его тела и прикосновение пробивающейся на подбородке щетины.
Но тут он натянул поводья, конь послушно стал и принялся щипать сочную траву.
– Хорошо, моя радость, я отвезу вас домой. Думаю, что вы достаточно узнали об О'Мэлли, на один день хватит.
Она недоверчиво взглянула на него, ища искренности в солнечно-бронзовых чертах, но увидела лишь крайне подозрительное сожаление и почти нескрываемое веселье.
Когда Лоренс, подъехав почти к порогу дома, спустил Эшли на землю, ноги отказались ей повиноваться. Он прижал ее к себе, и несколько минут она просто висела на нем, желая лишь одного – вернуть в свои ослабшие руки и ноги силу, чтобы уйти от него своим ходом. По крайней мере, он больше не смеялся над ней. Она ощущала, как его сердце бьется все сильнее и чаще, и наконец, с трудом собравшись, освободилась, все еще дрожа и шатаясь.
– Теперь
– Точно? А то ведь, если что, отнесу вас, имейте в виду.
– Нет-нет, ничего страшного со мной не случилось, чего не исцелит горячая вода и немного мази.
Но что-то удерживало ее, она стояла и смотрела на него, будто ждала какого-то знака.
Лоренс невозмутимо удерживал ее взгляд. Прочесть его мысли было невозможно.
– Я не стану извиняться, Эшли. Если вы не хотите разделить со мной ложе, позаботьтесь о дополнительных средствах защиты. Те, что вы использовали, вовсе не представляют особой преграды.
Отшатнувшись от него, она пробормотала:
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Понимаете, радость моя, – спокойно отозвался он. – Не говорите потом, что я вас не предупредил.
Несколько последующих дней Эшли везло: ей удавалось не попадаться Лоренсу на глаза. На следующее же утро она рассчитала, когда лучше спуститься к завтраку, чтобы с ним не столкнуться. Зила сообщила ей, что Лоренс ни свет ни заря уехал в Атай на конный завод, куда ранее отправил свою кобылу. Эшли сразу стало намного легче.
– Надеюсь, ничего серьезного, – проговорила она, принимаясь за завтрак.
– Точно не знаю. Люди с конного завода звонили вчера вечером, и мистер Лоренс сказал, что подождет и понаблюдает, как с нею пойдет дела.
Эшли посвятила себя живописи. Она делала эскиз за эскизом к портрету Денни и пейзажные зарисовки. Валясь от усталости, наскоро съедала скромный ужин, а потом еще допоздна работала в студии. Ей не хотелось встречаться с Лоренсом, однако было досадно, что и он намеренно ее избегает.
Такой мальчуган, как Денни, не мог усидеть, позируя больше двух часов, и обычно еще до полудня она отпускала его. В оставшееся же время пыталась продумать композицию пейзажа для заднего плана, но нередко ее клонило в мечтательную полудрему. Уединившись в саду или у пруда, она забывалась в мыслях, совершенно далеких от живописи, в то же время привычной рукой рисуя пейзаж. О чем она думала? Прежде всего о Робби, но все чаще в ее размышления вторгался образ Лоренса О'Мэлли, и его никак невозможно было прогнать.
Нет, она не пыталась отказать ему в привлекательности. Ее довольно скромного опыта в общении с противоположным полом вполне хватало, чтобы разобраться в причинах своего смятенного состояния, мешавшего целиком уйти в работу. До Роберта в ее жизни было несколько мужчин, но на примере отца Эшли научилась вовремя выходить из игры, не запятнав своего доброго имени. К тому же она с такой страстью отдавалась творчеству, что на мужчин у нее оставалось не слишком иного эмоций.
С Робби все было по-другому. Он появился тогда, когда у нее уже почти год никого не было. Это произошло потому, что, видя неуклонное падение отца, она приняла решение всерьез заняться своей карьерой. Чарли, напротив, все больше позволял любовным интригам оттеснять на второй план работу. В последний раз навещая его, Эшли с горечью отметила, что он стал слишком много пить и жить на манер сластолюбца: как можно больше денег и сил тратил на прихоти и как можно меньше – на вдохновенный труд.