Неолит Северной Евразии

Смирнов Александр Сергеевич

За последние три десятилетия первостепенное значение для хронологии неолита приобрели результаты радиоуглеродного датирования, что значительно изменило представления о возрасте и продолжительности неолита и позволило даже некоторым авторам говорить о «радиоуглеродной революции» в изучении неолита и раннего металла (Renfrew, 1973). Накопление данных абсолютного датирования для культур каменного века различных регионов происходит неравномерно. В 1960-е — начале 1970-х годов было опубликовано значительное количество дат С₁₄ для памятников неолита и мезолита ряда европейских стран и Ближнего Востока, а также некоторых других территорий (Долуханов, Тимофеев, 1972). В Центральной и Юго-Восточной Европе радиоуглеродная хронология заменила дробную хронологическую схему, разработанную ранее для неолита этих территорий В. Милойчичем (Milojcic, 1949). Существенные изменения произошли и в абсолютном датировании неолитических культур Евразии. В начале 1960-х годов была приведена к радиоуглеродной основе абсолютная хронология неолита и энеолита юго-запада Восточной Европы (Passek, 1962), в последние годы эта работа проводится и для неолита лесной полосы (Крижевская, 1973; Тимофеев, Романова, Маланова, Свеженцев, 1978).

Возможности радиоуглеродного метода для построения абсолютной хронологии очень велики. Имеющиеся в настоящее время для неолитических памятников нашей страны радиоуглеродные данные (около 600 дат, табл. 1) конкретизируют сложный характер

исторического процесса в первобытности, показывая синхронность существования раннего неолита Юга и позднего мезолита Севера, развитого неолита Севера и энеолита Юга. Вместе с тем, имеются факторы, затрудняющие использование результатов радиоуглеродного датирования, на которых следует остановиться особо.

Как известно, радиоуглеродное определение датирует не весь комплекс находок, а лишь конкретный образец органического вещества, степень связи которого с археологическим материалом может быть различной. Уверенно связанными с комплексами являются (Waterbolk, 1971; 1983) лишь датировки, выполненные по образцам, представляющим собой непосредственно изделия с четкой культурной атрибуцией (деревянные изделия и т. п.), все остальные образцы связываются с комплексами находок лишь с большей или меньшей вероятностью, в зависимости от конкретных условий залегания. Часто сложно однозначное определение связи датированного образца с определенным комплексом находок, особенно на поселениях, содержащих разновременные материалы в стратиграфически не расчленяющемся культурном слое, т. е. в условиях, характерных для многих неолитических стоянок лесной полосы и Севера [50] . К искажениям датировок приводит загрязнение образцов молодой органикой, проникающей из вышележащих отложений, или органикой более древней, чем комплекс находок, например, остатки более ранних углей — следы древнего лесного пожара, или более раннего, непродолжительного заселения места стоянки, что может четко не фиксироваться стратиграфически и по типологии инвентаря. На торфяниковых стоянках известны случаи удревнения образцов за счет привнесения более древней органики при изменениях уровня воды и размыве более ранних отложений (Tauber, 1958). При залегании остатков стоянки в гиттии (сапропеле) следует учитывать возможность более древнего возраста сапропеля по отношению к комплексу находок (случаи просадки, проецирования остатков культурного слоя в подстилающий слой сапропеля были установлены, например, Ф.С. Завельским и Н.А. Хотинским на Ивановском торфянике). В этом случае датировки, выполненные по образцам вмещающего находки слоя, будут относиться к более раннему времени, чем комплекс находок. В отдельных случаях на радиоуглеродную датировку могут влиять и внешние условия, в которых происходило образование органических веществ, составивших образец. Так, имеются данные о том, что могут быть несколько удревненными датировки образцов, состоящих из остатков подводных растений, ила, раковин из озер с жесткой водой. Следует учитывать также неодинаковую надежность для датирования различных видов органических материалов — так, менее надежными считаются датировки кости и раковин, чаще дающие несколько омоложенный возраст, точность их зависит от совершенства применяемых методов очистки [51] . Существует также, как правило, различие между датой смерти организма, вещество которого составило датированный образец, и датой существования поселения. Некоторые исследователи (Neustupny, 1970) придают этой разнице возрастов, редко учитываемой, большое значение. Для стоянок умеренной зоны это расхождение вряд ли будет превышать несколько десятилетий. Интересны в этой связи исследования, проведенные на швейцарских свайных поселениях, показавшие, что в ряде случаев там были использованы стволы деревьев, погибших за 50-100 лет до возникновения поселения (Mook, Minaut, Waterbolk, 1972, p. 491–503), а также соображение X. Таубера (Tauber, 1958) о том, что большая древность некоторых образцов угля может объясняться происхождением угля от щепы, полученной при изготовлении на поселении лодок-долбленок из очень крупных стволов старых деревьев. Известны случаи значительного удревнения датировок, полученных по остаткам органической примеси из теста сосудов, что может объясняться присутствием в глине органики из древних погребенных почв. К значительному удревнению возраста образца может привести наличие в нем битума (применявшегося, например, на древнеземледельческих поселениях для закрепления кремневых вкладышей в составных оправах серпов).

50

Принципиально новые перспективы открывает сейчас в этом плане «акселерированное» (с использованием масс-спектрометров) радиоуглеродное датирование, при котором для получения даты достаточно микроскопических количеств органического вещества, что позволяет с максимальной точностью атрибутировать связь образца с археологическим материалом.

51

Особенности применяемых методик датирования различных видов органических материалов обобщены Х.А. Арслановым (1987).

Следует учитывать, что даты, выполненные в различных радиоуглеродных лабораториях, в зависимости от различий в используемой аппаратуре, разницы эталонов, особенностей химической обработки образцов и т. п. могут несколько отличаться, на что при интерпретации конкретных дат обращали внимание некоторые авторы (Neustupny, 1970; Gimbutas, 1970; Coutts, 1972, p. 518–519, 527; Polach, 1972; Klein, Lerman, 1980). Возможно, вследствие этого фактора, датировки археологических культур, распространенных на широких территориях (например, культура шнуровой керамики, культура колоколовидных кубков), выполненные различными лабораториями, не улавливают пока хронологических различий территориальных вариантов культур. В этой связи следует отметить, что даты лаборатории ЛОИА, полученные в 1960-е — 1970-е годы при сравнении с датами, полученными для тех же комплексов лабораториями Берлина, Гронингена и Тарту, давали более молодое значение (для образцов возраста 4–7 тыс. лет различие составляло 200–400 лет). На наш взгляд, в первой половине 1980-х годов после методических и аппаратурных изменений в процессе обработки и счета образцов ЛЕ имело место иное явление, в частности меньшая стабильность дат, иногда — необъяснимое удревнение образцов. Во второй половине 1980-х годов эти явления были устранены.

Накопление данных радиоуглеродного датирования привело к удревнению возраста неолита по сравнению с представлениями, сложившимися до распространения этого метода датирования. Как известно, А.Я. Брюсов (1953) относил появление керамики в лесной зоне ко времени около 3000 лет до н. э., радиоуглеродные даты углубляют эту границу почти на полтора тысячелетия. Однако процесс удревнения этим еще не завершился. Комплексными исследованиями ряда лабораторий установлено существенное несоответствие «радиоуглеродного» и календарного, исторического возрастов для значительной части голоценового периода. Для рассматриваемой неолитической эпохи радиоуглеродные датировки отклоняются от истинного, календарного, возраста в сторону омоложения в значительных пределах — от 400–600 лет для III–IV тыс. до н. э. до 800–900 лет для V–VII тыс. до н. э. Наличие этих отклонений, обусловленных колебаниями в содержании С₁₄, сейчас твердо установлено многочисленными сериями датировок годичных колец долгоживущих деревьев, выполненных в американских и некоторых западноевропейских лабораториях, и масштабы расхождений «радиоуглеродного» и календарного возрастов для значительного отрезка времени измерены (Suess, 1967, 1970; Damon, 1972; Klein, Lerman, Damon, Ralph, 1982; Kramer, 1986; Арсланов, 1978, и др.). Важно также, что радиоуглеродное датирование серий образцов из древнейших комплексов,

датируемых по данным письменных источников, также подтверждает необходимость введения поправок, устанавливаемых по дендрохронологическим данным (Save-Saderbergh, Olsson, 1970; Mellaart, 1979). Все эти многочисленные материалы вызывают необходимость введения соответствующих поправок и для радиоуглеродных датировок неолитических памятников Евразии. В практике исследователей большинства европейских стран поправки при обращении к календарному (в частности, формулируемому в «годах до нашей эры») возрасту учитываются, хотя в деталях и существуют небольшие расхождения, обусловленные существующими вариантами подсчета поправок («калибровки» дат). В прилагаемом к данному тому списке дат неолитических памятников предложены рассчитанные Г.И. Зайцевой по калибровочным таблицам Дж. Кляйна и др. конкретные поправки для имеющихся в нашем распоряжении датировок [52] . Введение поправок приводит к значительному удревнению нижней границы неолита и увеличению его продолжительности. Абсолютная датировка основных хронологических рубежей неолита на территории Евразии будет выглядеть следующим образом:

52

См. В.И. Тимофеев, Г.И. Зайцева. Список радиоуглеродных датировок неолита.

Возможно, что соответственно уменьшится продолжительность предшествующей, мезолитической эпохи. Дата начала голоцена (около 10 тыс. лет тому назад), близкая или принимаемая за начало мезолита, вряд ли претерпит значительные изменения, на что указывают, в частности, данные по изменениям напряженности магнитного поля Земли, которые рассматриваются как основные факторы, обусловившие вариации в содержании С₁₄ в атмосфере (Bucha, Neustupny, 1967).

Даты С₁₄ убедительно выявляют явление неравномерности в появлении и развитии ранненеолитических культур на территории Евразии, фиксируют последовательные этапы неолитизации Ближнего Востока, Южной и Центральной Европы (Clark, 1965; Долуханов, Тимофеев, 1972, карты 1–8; Breunig, 1987, abb. 14), причем появление первых неолитических комплексов в материковой Греции и на севере и северо-западе лессовых равнин Центральной Европы разделено интервалом не менее тысячи лет. Даты неолитических комплексов Средней Азии [53] являются более ранними по сравнению с датами комплексов неолита более северных территорий и поздними по отношению к памятникам Ближнего Востока, где появление керамики относится ко времени около 8 тыс. лет назад (без «калибровки»), в отдельных случаях — несколько раньше, а четко определимые кости домашних животных появляются на большинстве датированных поселений около 9 тыс. лет назад (Breunig, 1987).

53

Следует отметить, что известная дата пещеры Джебел, долгое время рассматривавшаяся как опорная для неолита обширного региона, судя по архивным данным (старому уточнению в журнале записи образцов лаборатории, сделанному, видимо, автором раскопок А.П. Окладниковым), относится не к IV, а к III слою (примеч. авт.).

Рис. 106. Радиоуглеродные датировки неолитических памятников.

1 — датировки неолитических памятников; 2 — датировки памятников, в которых отсутствует керамика; 3 — датировки горизонтов, подстилающих культурный слой; 4 — датировки горизонтов, перекрывающих культурный слой.

Значения дат С₁₄ взяты с удвоенной величиной стандартного отклонения (статистической ошибки), что обеспечивает вероятность 95 %. Даты приведены для значения полураспада 5570±30 лет («значение Либби»).

Датировки, имеющиеся для ранненеолитических комплексов различных регионов лесной полосы, фиксируют, что начало неолитизации лесной зоны Восточной Европы происходило примерно в то же время, что и появление первого неолитического населения на равнинах Центральной Европы (культуры линейно-ленточной керамики). Почти одновременное появление керамики на обширных территориях (судя по датам культур верхневолжской в центральных районах, нарвской в Восточной Прибалтике, сперрингс в Карелии и Финляндии) указывает, очевидно, на очень быстрое распространение навыков керамического производства. Судя по уже довольно многочисленным данным, появление первой керамики на юге Сибири и в Южном Приуралье произошло раньше, чем в лесной полосе Европейской части и примерно синхронно или немногим позже появлению керамики и элементов производящего хозяйства на юге Средней Азии. Можно предположить, что к этому же времени относятся и ранненеолитические комплексы степной полосы Восточной Европы, хотя даты степных неолитических памятников очень немногочисленны и раннекерамические слои в этом обширном регионе еще не датированы радиоуглеродным методом (даты Матвеева Кургана в Приазовье, на наш взгляд, относятся к периоду, непосредственно предшествующему появлению первой керамики). Распространение керамики в наиболее северных районах лесной полосы и на Крайнем Севере, судя по серийным датировкам неолитических памятников Кольского полуострова, ранненеолитических комплексов сыалахской культуры, подстилающих их комплексов позднего мезолита Якутии, произошло позднее, чем на более южных территориях.

Накопление данных по радиоуглеродной хронологии приближает решение вопросов синхронизации стратиграфических колонок культур смежных и удаленных регионов и установления хронологического соотношения локальных вариантов неолитических культур. Для наиболее изученной в отношении абсолютной хронологии Восточной Прибалтики серийными датами фиксируются временные различия локальных вариантов обширной нарвской культуры. Наиболее ранний, южный, примерно синхронен ранним комплексам верхневолжской культуры и датированным материалам культуры сперрингс Карелии, западный вариант существовал в литоральной зоне Литвы и Западной Латвии синхронно с комплексами культуры гребенчато-ямочной керамики Восточной Латвии и Эстонии. Культура гребенчато-ямочной керамики Восточной Прибалтики синхронна, судя по имеющимся датам, ранним комплексам волосовской культуры центральных районов лесной полосы, чему соответствуют и находки янтарных украшений, открытых на ряде волосовских памятников (Крайнов, 1987б). Необходимо отметить, что до настоящего времени недостаточно разработана линия синхронизации памятников культуры гребенчато-ямочной керамики Восточной Прибалтики и Финляндии: комплексы с керамикой стиля II, по А. Европеусу, в Финляндии имеют значительно более ранние даты С₁₄ (Jungner, 1979), чем стоянки с близкой керамикой в Эстонии и Восточной Латвии (см. также: Янитс Л., Янитс К., 1981).