Неосторожный шаг
Шрифт:
— А теперь мы едем в наш замок. Дом моих родителей очень красив, как вы сами увидите, — настоящая сказка. Он построен в пятнадцатом веке. Мне очень повезло родиться в таком месте.
— Патрик любил свой дом, — тихо молвила Джулия. — Но после… всего, что случилось, ему было трудно говорить о Франции.
— Это понятно. — Филипп повернулся и одарил ее короткой улыбкой, перед тем как осторожно вывести машину с маленькой автостоянки. — Надеюсь, вы полюбите его так же сильно, как любил он.
Можно не
Они приблизились к высокой каменной стене с огромными железными воротами, уже открытыми и готовыми пропустить автомобиль. Как только они въехали за ограду, множество огней зажглись внезапно по обеим сторонам аллеи и стало светло как днем.
— Наш замок, — объявил Филипп, указывая на величественное сооружение из темного камня. Шпили и башенки, арки и тонкое кружево балконов, сами гордые очертания старинного сооружения, высвеченные на фоне черного ночного неба, производили потрясающее впечатление.
— Какая красота, — ахнула сидящая позади Джулия.
— Эта красота прожорлива, — улыбнулся Филипп. — Стоит целого состояния содержать его в порядке, но замок является семейной собственностью в течение многих поколений. Мой отец родился в одной из комнат третьего этажа.
Он остановил машину. Они вышли на широкую аллею и направились к дому. Повернувшись к Элизабет, Филипп спросил, махнув рукой в сторону замка:
— Одобряете?
— Кто бы мог не одобрить такое, — сказала она осторожно. — Я удивлена, что вы решились переехать отсюда. Как давно у вас собственный дом?
— Восемь лет. — Он хотел сказать что-то еще, но тут открылись резные дубовые двери, и маленькая, стройная, изысканно одетая женщина появилась в освещенном дверном проеме в сопровождении еще нескольких человек.
— Моя мать, — сказал Филипп. — Пьер и его семья живут в одном из крыльев дома, поэтому я предполагаю, что сегодня вечером все будут в сборе. Мама, это Джулия и Элизабет. — Он взял Джулию за руку и поставил чуть впереди сестры, при этом слегка обняв за талию, чтобы помочь ей преодолеть смущение. — Джулия, это твоя свекровь.
Карие, как у сына, глаза мадам де Сернэ остановились на лице невестки, и каждый смог бы прочесть
— Спасибо, что приехала, дорогая. Я действительно так сожалею… — Ее голос надломился, и она беспомощно покачала головой.
Джулия протянула руки к женщине, которая сделала ее такой несчастной, и они заключили друг друга в объятия.
— Я так виновата… — Теперь в голосе матери Патрика слышались рыдания. — Сможешь ли ты когда-нибудь простить нас за то, что мы сделали?
— Пойдемте в дом, мама. — Филипп двинулся к высокому седовласому мужчине, стоявшему позади Джулии и его матери. Тот выступил вперед.
— Я Жорж, отец Патрика, Джулия, — сказал он мягко. — И мне очень приятно встретиться с вами. А вы, должно быть, Элизабет? Как хорошо, что вы сопровождаете вашу сестру в поездке, это большая поддержка для нее.
Когда сестры оказались внутри дома, великолепие которого заставило обеих женщин онеметь, им были представлены Пьер и его жена Катрин. Пьер был похож на своего брата, только полнее и ниже ростом, а его жена оказалась хорошенькой, смуглой и черноволосой. Горничная в униформе подала кофе в гостиную, стены которой был увешаны прекрасными старинными гобеленами.
— Ваше путешествие было приятным? — Мадам де Сернэ старалась играть роль образцовой хозяйки, но ее глаза, обращенные к Джулии, блестели от невыплаканных слез, и в воздухе витала напряженность.
— Я думаю, было бы уместным оставить маму и Джулию наедине на несколько минут? — Филипп опять взял на себя труд разрядить ситуацию и сделал это в привычной для себя манере. — Я покажу Элизабет наш дом.
— Но… — Прежде чем Элизабет успела возразить, она почувствовала сильную руку Филиппа на своем локте, и ее буквально вынесли из комнаты. — Джулия очень устала. Ей нужно…
— Ей нужно поговорить с моей матерью. — Голос Филиппа звучал с холодной непреклонностью. — Первые несколько минут общения жизненно важны для дальнейших взаимоотношений. Вы этого не знаете?
— Мне известно лишь то, что вы самый властный из людей, которых я когда-либо встречала, — сказала она твердо.
— Я не считаю это недостатком. — Он прислонился к стене, остановив холодный взгляд на ее разгоряченном лице. — Мужчина должен знать, чего он хочет.
— В самом деле? — Элизабет подумала о том опустошении, которое произвел Джон в столь многих жизнях, — он тоже знал чего хочет, — и в ее голосе зазвучала горечь: — Вы простите меня, но я не разделяю ваше мнение.
— Известно ли вам, Элизабет Тернер, что для утонченной женщины вы имеете на редкость отвратительный характер, — протянул он лениво. — Вы предпочитаете, чтобы мужчины были комнатными собачками, не так ли?
— Я ничего не предпочитаю! — ответила она с жаром. — В действительности…