Неотвратимое возмездие (сборник)
Шрифт:
Результатом этой «прогулки» явился план дома, вычерченный Илларием.
В первой половине августа 1949 года Илларий посетил квартиру Ярослава Галана, но не застал его: писатель уехал в Закарпатье. Дома были только Мария Александровна и домработница Евстафия Довгун. Побеседовав с ними, Лукашевич ушел.
В конце августа Илларий Лукашевич, опечаленный и предельно вежливый, появился на Гвардейской снова. В это его посещение Ярослав Галан с женой были дома. В квартире также находились сестра и мать жены Галана, приехавшие погостить из Москвы, и домработница Довгун.
Лукашевич
— Наш лесохозяйственный факультет, где я учусь, — говорил он, — закрывают, а на его базе собираются создать лесомелиоративный факультет. Мы, студенты, и я в том числе, очень огорчены. Мы не собирались быть мелиораторами. Все наши хлопцы рвутся перейти на лесохозяйственный факультет лесотехнического института, того, что на Пушкинской. Нас примут туда без звука, но директор сельскохозяйственного института Третьяков никого отпускать не хочет. Уперся — и все. Помогите нам, товарищ писатель, вы ведь сами когда-то были студентом и знаете, что такое призвание! Третьяков вас послушает!
Ни сам Галан, ни его близкие не подозревали, что история эта насквозь фальшива, что она придумана в бандитском подполье лишь для того, чтобы помочь Лукашевичу проникнуть в дом писателя, расположить его к себе и тем самым легче осуществить задуманное убийство.
Галан обещал студенту сделать все возможное.
На следующий день они встретились у здания Львовского областного комитета партии. У Галана был постоянный пропуск, а чтобы не терять времени на оформление пропуска для Лукашевича, он просит студента подождать на улице.
Через некоторое время из двери обкома вышел Галан. Он подошел к поднявшемуся Лукашевичу и, улыбаясь, объявил:
— Все в порядке. Вас кто-то понапрасну напугал. Будете и дальше учиться на лесохозяйствевном факультете. Был, правда, план реорганизации, но с ним не согласились и решили оставить все так, как было...
— Боже, как я вам благодарен, — едва не плача от мнимой радости, говорил Лукашевич, пожимая руку Галана. — Побегу теперь к своим хлопцам, обрадую их.
Вскоре после этого разговора произошло событие, обстоятельства которого остались невыясненными до сих пор.
Однажды вечером Ярослав Галан гулял с собакой по взгорью Стрыйского парка, где в то время шли земляные работы. Когда Галан приблизился к одной из траншей, оттуда послышались выстрелы, и несколько пуль просвистело над головой писателя. Пес заскулил, прижался к земле и потом сильным рывком потянул Галана к дому.
Ярослав Галан скрыл это происшествие от своих близких. Не обратился он и в органы государственной безопасности, из опасения, что узнает жена и расстроится.
16 октября 1949 года (как показал на суде Илларий Лукашевич) Щепанский, разгневанный, что 8 октября убийство Галана сорвалось, вызвал поповича на встречу. Он познакомил Иллария с щуплым, худощавым человеком — бандитом по кличке «Стефко».
— Это надежный хлопец, — уверил Лукашевича Щепанский, представляя ему нового напарника.
Националисты торопились: близилась десятая годовщина воссоединения Западной
Поэтому Щепанский дал Лукашевичу твердый приказ:
— Двадцать четвертого октября, и ни днем позже, Галан должен быть убит.
Лукашевич и Стефко договорились встретиться в тот день в квартире дома № 22 по улице Первого мая, где нелегально проживала Ксения Сушко — сестра Стефко (Михаила Стахура).
Когда в условленное время Лукашевич и Стахур появились на конспиративной квартире, Сушко передала им портфель, в котором лежали две гранаты-лимонки, два пистолета и небольшой топор.
Одну гранату и пистолет Стефко отдал Лукашевичу, остальное оружие взял себе. Топорик засунул за брючный ремень, прикрыв полой пиджака и плащом, взятым у сестры.
В то утро после ухода жены в филиал Музея имени В. И. Ленина, где Мария Александровна работала художницей, Ярослав прошел в комнату, расположенную рядом с кабинетом, и сел за небольшой столик. Галан любил работать именно здесь, сидя лицом к широкому окну.
Галан начал писать статью, заказанную ему газетой «Известия» к десятилетию провозглашения в Западной Украине Советской власти.
Работалось хорошо. Он быстро набрасывал заключительные строки очерка — его лебединой песни:
«...Исход битвы в западноукраинских областях решен, но битва продолжается. На этот раз — битва за урожай, за досрочное выполнение производственных планов, за дальнейший подъем культуры и науки. Трудности есть, иногда большие: много всякой швали путается еще под ногами. Однако жизнь, чудесная советская жизнь победоносно шагает вперед и рождает новые песни, новые легенды, в которых и львы, и боевая слава будут символизировать отныне только одно: величие освобожденного человека...»
Как раз в эту минуту в прихожей раздался звонок. К двери подошла Евстафия Довгун и спросила:
— Кто там?
— Мы до писателя! Он дома?
Услышав голос Лукашевича, Довгун открыла дверь.
— Писатель дома? — переспросил Лукашевич.
— Дома, дома, — сказала Довгун, пропуская его и Стахура в прихожую.
Дверь комнаты открылась, и на пороге показался Ярослав Галан. Он приветливо сказал:
— А, это вы, хлопцы. Заходите…
Посетители вошли, Лукашевич сел на предложенный ему стул, справа от писателя. Стахур остановился за спиной Галана.
— Снова неприятности у нас в институте, — поспешно заговорил Илларий.
— Какие именно? — спросил Галан и приготовился слушать. Лукашевич подмигнул Стахуру.
По этому сигналу тот мгновенно выхватил из-за пояса топор и стал наносить один за другим удары писателю до голове. Сразу же потеряв сознание, Галан упал с кресла на пол.
В это время домработница вошла в кабинет Галана, чтобы произвести там уборку. Лукашевич бросился к ней.
Вот что показала на суде Евстафия Довгун: