Неотвратимость
Шрифт:
— Толковый партнер попался, ходы запоминает и жульничает аккуратно.
— А еще чем хорош твой партнер?
— Больше ничего существенного. Зовут не Гриша, а Гурам. Похоже, что едет один, за полдня никто к нему не подходил. Едет на Кавказ, а откуда — помалкивает. Чемодан его на багажной полке слева, на виду, желтый, фибровый, потертый. Утром в ресторан ходили, сначала его попутчики, он вызвался постеречь купе. Двое других сели в поезд ночью, в Облучье. Наташа, что если дать ему возможность передать «груз»? Мы с
Юленкова сердито сдвинула тонкие брови, отодвинулась.
— Твой партнер соскучился… — Из купе высунулась черная голова Гурама. — Иди играй. Желаю тебе козырных тузов.
— Мерси, но я предпочитаю козырных дам. Вы какая дама? Бубновая? Мне всегда везет на буби-козыри.
— Ах, отвяжитесь! Нахал! — Юленкова оттолкнула руки Алеши, фыркнула и демонстративно удалилась в другой вагон. Гурам белозубо ухмылялся, подмигивал.
— Слуш, кому в карты везет, тому с девушками не везет. Цх, какой хороший девушка ушла! В каком вагоне едет? Хочешь, я с ней поговорю?
— Я сам не глухонемой.
Алеша юркнул в тамбур за Юленковой. Она ждала.
— Я успела связаться с Читой в Ушумуне, там десять минут стоянка. Объяснила, что есть преступление. Возбуждено уголовное дело. Санкцию на обыск дали, и нам навстречу едет Кравченко, сядет в поезд завтра на станции Карымской. Обыск проведем к дому ближе, перед самой Читой, чтобы пассажиров не будоражить. В Чите будем в 14.30, наши встретят. Иди играй. За Ивлевой я присмотрю.
4
Кравченко вошел, неторопливо задвинул дверь, повернул защелку и обвел взглядом удивленных его вторжением игроков. Круглолицый, с ленивыми карими глазами, с выгоревшим русым чубом из-под мятой шляпы, похож Федор Кравченко на колхозного бригадира. Буднично, словно в сельсовет пришел, поздоровался:
— Здравствуйте, граждане.
— Вы же видите, здесь все места заняты, — недовольно проворчал лысый толстяк,
— Это ничего. Я, видите ли, инспектор уголовного розыска. Вот удостоверение. А теперь ваши документы предъявите.
Появление инспектора угрозыска было столь внезапным, что игроки так и сидели с картами в руках еще некоторое время. Первым зашевелился, замахал руками Гурам:
— Слуш, зачем? В подкидного нельзя играть, да?
— Пожалуйста. Но сначала документы прошу.
— На, смотри скорей, играть не мешай! — Гурам потянулся к висевшему над его полкой серому пиджаку.
— Минуточку, — отстранил его Кравченко. Сам проверил карманы пиджака, достал бумажник, а из него паспорт.
— Что делаешь! — закричал Гурам. — Почему карман лезешь!
— Минуточку, — Кравченко полистал паспорт, вписал фамилию в постановление на обыск. — Гражданин Адамия, вы подозреваетесь в незаконной перевозке ценностей. Советую отдать их добровольно.
— Слуш, какие ценности!
— Не желаете? Тогда ознакомьтесь с постановлением на обыск и распишитесь. А вас, граждане, прошу поприсутствовать в качестве понятых.
Моложавый привстал:
— Позвольте, но я не умею… Впрочем, если необходимо…
Толстяк молча кивнул.
Гурам больше не спорил. Лицо побледнело под загаром, черные глаза сузились и заблестели.
— Которые вещи ваши, Адамия?
— Пиджак ты щупал, чемодан там, ищи…
Кравченко снял и положил на столик желтый чемодан Гурама. Но тут в купе постучали. Кравченко высунул голову в коридор, а потом и совсем вышел, прикрыв дверь.
— Почему? — вскочил Гурам. — Что хочет? Что ищет?
Понятые опустили глаза и завздыхали.
— М-да, странно, знаете ли… — промямлил моложавый. Алексей шепнул кавказцу:
— Может, наркотик везешь? Давай мне, пока…
— Слуш, какой наркотик! Полотенце везу, грязный трусы везу, больше ничего не везу! Пусть смотрит трусы, мне не жалко. Но почему?
Вернулся Кравченко, и с ним сотрудник в штатском.
— Не шумите, Адамия, — сказал Кравченко. — Вы бы сели, а то мешаете тут.
— Пож-жалуйста!
Кравченко начал обыск с внешнего осмотра чемодана. Тем временем его сотрудник вполголоса разъяснял понятым их обязанности и права, а понятые рассеянно кивали, наблюдая за действиями Кравченко.
Уловка Чепракова успеха не имела — Гурам ничего не хотел передать. Или нечего? Негодует вполне естественно. Алексей подумал, что и сам, если бы явились его, невиновного, обыскивать, кричал бы то же самое.
Кравченко работал деловито и неторопливо. Словно бы это его чемодан, и он проверяет, все ли взял в дорогу. Вынимал и раскладывал на сиденье полотенце, две нейлоновые белые рубашки, мыльницу с начатым бруском туалетного мыла, упомянутые Гурамом грязные трусы…
— Где ваш галстук, Адамия?
— Зачем нужен? Нет галстук, жарко.
— Да ведь он у вас был. Серый такой, под костюм. Потеряли? А для чего вам губная помада?
— Какой помада? Ты помаду искал, да? В Хабаровске купил, жене везу.
— С рук купили?
— Зачем с рук? В магазине.
— Почему же она до половины использована? И вот еще пудреница.
Гурам покрутил головой.
— Цх! Слуш, ты мужчина, я мужчина. В командировку ты ездил? Женщин немножко встречал? Сам понимаешь, дорогой…
Да, ничего подозрительного в чемодане не нашлось. Разве помада вот да пудреница. Но и им дал Гурам объяснение, хотя и несколько аморальное, но и не уголовно наказуемое. Ошибка, что ли, насчет Гурама? Ивлева-то что же думала, давая показания, опознав его? Время хотела оттянуть? И сейчас ее уже нет в поезде? Вот был бы номер. Нет, там Наташа Юленкова начеку. Ладно, поглядим.