Неожиданность
Шрифт:
— А как же ты увидишь, где нас поджидают?
— Сейчас не знаю, а вот близко врага обязательно учую.
— Это хорошо, предупрежден — значит вооружен. Что еще умеешь? — поинтересовался я у колдуньи.
— Так-то у всей нашей оравы шансы довольно-таки жиденькие черного кудесника одолеть. Он нас махом перебьет. А вот если лишить его хоть части преимуществ: чего-то из колдовского умения, скорости наведения чар — глядишь и удастся нам его извести.
— Как же это сделать?
— У тебя защита от чужого влияния стоит?
— Добрыня поставил.
— Вот и давай ее проверим.
Я
— Сколько тебе с иностранцем говорить надо, для того, чтобы неизвестный язык начать понимать?
— Две-три фразы.
Она очень внятно произнесла:
— Исенмэсез! Ничек сезне исемем. Балалар бар?
Еще один язык пополнил мою коллекцию, решительно растолкав свежеизученные шведский и немецкий.
— Бар, бар, — лениво ответил я, — мальчик и девочка, уже большие. Но это все было в той, прежней жизни. А что за язык? — спросил из любопытства.
— Это булгарский. Переводи дальше.
Она немного подобралась, как-то насупилась. И полилась совершенно непонятная речь. Только к концу второй минуты услышал знакомое — мон мирян. Так у нас на работе звал меня водитель-мордвин. Ее победа была полной. Спросил у одолевшей мои способности девицы:
— Мордва?
— Мы их так зовем. Когда я к Хвалынскому морю по Волге плавала, толковала и с эрзей, и с мокшей. Эрзя, они вроде твоей жены — здоровенные блондинки с добрыми лицами, а мокшанки на меня смахивают — чернявые и мелкошустрые. Языки почти не отличаются. Народ доброжелательный, очень мирный. На соседей никогда ножи не точат. Воюют периодически только с русскими. В основном, отбиваются или отсиживаются в своих дремучих лесах. А наши князья, только и глядят — на кого бы напасть, если между собой не дерутся. Я связала твою способность толмачить магическим кругом. Сейчас разомкну, начнешь опять всех понимать. Думаю, и врагу не увернуться, не ждет он такой ловушки. Немного времени у вас будет. Долгой возни не ждите — враг махом в себя придет, и нашей ватаге конец. И мне не убежать — слабовата я против него.
— Ты его знаешь?
— Наши сильные матери знают, они все друг про друга ведают: черные про белых, белые про черных. Эта война с изначальных времен длится, никогда не останавливается.
Сейчас враги летящий камень ждут. Последствия от удара будут ужасны: очень долго солнца не увидим, резко похолодает, в массе мест горы вырастут и из них огонь бить будет, землю будет трясти много раз. Многие сразу погибнут, многие потом, когда жрать станет нечего. Громадные волны пройдут по всей суше. Мы, на всякий случай, два ковчега строим с припасами.
Матери с нами в поход пойти не могут, твой Добрыня тоже — о них черные все знают, а вот мелочь, вроде нас, можно и послать. А идти или не идти, это уж наше дело. Ты не испугаешься? — спросила она меня.
— И что? Обгажусь с перепугу, да дальше пойду!
Посмеялись. Ее ход мыслей от моего, видимо не сильно отличался. Крепко пожали друг другу руки, и она вернулась привораживать Ивана, а я подался за первой пациенткой.
Оба были довольны первым раундом переговоров. Не посрамим Русь и Великий Новгород! Не дадим врагам
Глава 8
Дальше все пошло своим чередом. Утром, прихватив с собой для усиления Ивана, отправился в Софийский собор. Протоиерей уже посадил на входе пономаря рядом со здоровенным ларем для денег.
Оценив размеры ящика, я поразился размаху потребностей русской православной церкви. Если это необъятное вместилище полностью заполнить серебром — на три церкви хватит.
Николай был у себя, что-то рисовал на бересте. Тепло со мной поздоровался, небрежно кивнул Ване. Я начал:
— Пора делать рисунок будущей церкви, и показывать нам место ее постройки. Появились деньги, можно хоть сегодня начинать.
— Рисунок? Это можно! — И он протянул нам бересту со своей графикой.
Мы жадно ее схватили торопливыми лапищами. Рисовал протоиерей неплохо: однокупольный храм, три окна, две двери — большая и скромная, для священнослужителей. Рядом было изображение в горизонтальном сечении. Три стены ровные, одна изогнутая полукругом. М-да, замысловато это класть будет.
Пригляделся к картинке. Ну, не все так горестно, как показалось вначале. Углы, самая несущая часть, нарисованы обычно, изгиб начинался потом.
Николай начал давать пояснения. Потыкал указательным пальцем в каменный прогиб.
— Это алтарная часть, где царские врата и престол. Должен быть обращен на восток.
— А если ошибемся? — спросил я из глупого озорства.
Протоиерей аж замахал руками.
— И думать не моги! Епископ нас сожрет вместе с потрохами!
Ну вот, только-только от коркодила избавились, новая напасть объявилась. Ой, боюсь, боюсь… Николай вернулся к делу.
— Не забудьте место под печь оставить.
Надо было бы подать идею громоотвода, но думаю провозглашение анафемы после этого будет для меня самым безобидным видом божьей кары. А уж мысль о дальнейших церковных подрядах можно будет просто отбросить.
Так и видятся прихожанки, беседующие на эту тему.
— Отступник то этот, знаешь чего учудил?
— И что же?
— Нагородить в православном храме нечестивых железок! А святые отцы все всякой мрази с рук спускают! Сразу на кол надо было сажать этого нечестивца, а не объявлять ему анафемы всякие!
— Точно, точно…
Тьфу! После излишеств всяких нехороших (Забава соблазнила ими еще три раза заняться ночью), всякая дрянь в голову так и лезет! А тут работать надо, дело делать, а не выдумкам глупым предаваться.
Я за нашу веру и святую церковь грудью встану! Никогда не забуду, как после посещения краеведческого музея в Костроме, узнал, что число храмов до Октябрьской революции на малой родине было 1147, а сейчас, в 1970 году, их в городе осталось всего три, и был потрясен тем, как большевики обобрали мой народ, лишив его святынь. Я могу пошутить над священнослужителями, или осудить кого-то из них, за неверные с моей точки зрения поступки, но это не значит, что можно пойти против святого и веры. А уж тут, в Новгороде, увидев тянущийся с небес свет к Богдану, а потом к его ученику Николаю, лучшим из лучших, которым я и в подметки не гожусь, уверился в своей правоте.