Неожиданный наследник
Шрифт:
— Здесь трудно спорить. Только дворяне истово поддерживают указ о вольностях, коих при Екатерине, стало ещё больше. Наш глас разума тонет в общем рёве довольных глупцов и невежд. Ничего плохого в возвышении бедной части дворянства я не вижу. А вот постепенное разложение служивого сословия уже началось. Но мы не можем повлиять на это. Понимаю, что за тобой стоит немало людей. Однако, даже если мы объединим силы, в лучшем случае лишимся нынешнего положения, а в худшем — головы. И я точно не буду сейчас интриговать, чего и тебе желаю.
— Хорошо рассуждать подобным образом, имея близкого друга в окружении наследника.
— Иван Иванович, постарайся поменьше рассуждать о подобном вслух. Тут наши московские друзья, кои хотели втянуть в свой смешной кружок и меня, уже поставили себя под удар. Каждая дворняга уже знает об их потешном заговоре против Её Величества, — с усмешкой произнёс князь, — Неразумным невдомёк, что именно сейчас Шешковский будет свирепствовать, выискивая любой намёк на измену. Думаю, вскоре последует наказание. А далее, этот пёс начнёт искать новых интриганов.
Некоторое время фаворит обдумывал слова князя. Затем вздрогнул от раздавшегося из леса рёва довольных добытчиков. Ещё немного помолчав, он молча кивнул, будто соглашаясь сам с собой, и произнёс.
— Я понял. Придётся ждать и молчать. Мы к этому готовы и изначально не собирались спешить. Сколько?
— Года два, не меньше, — сразу ответил Пётр Никитич, — Кроме Шешковского и этого тихони Суворова, который тоже бдит, есть ещё что-то. Будто двойное дно в сундуке. Только мы никак не можем разгадать эту загадку.
Фаворит просто кивнул и показал знаком собеседнику на стол, предлагая отметить удачное завершение охоты.
Глава 6
Ноябрь-Декабрь, 1764 года, Архангельский тракт, Российская империя.
Зимняя дорога — это просто волшебство! Бесконечные леса и поля, уже хорошо запорошённые снегом, вызывали у меня просто детский восторг! Да я и есть ребёнок, если называть вещи своими именами. Хорошо, что оба наставника спокойно воспринимали моё состояние и постоянные возгласы удивления.
Из Шлиссельбурга в Царское Село и далее в столицу я ехал в закрытом фургоне. И даже на коротких остановках был лишён возможности рассматривать окружающий мир. Низко надетая шляпа и шарф, намотанный на лицо, сильно сужали обзор. Да и я старался не злить надзирателей, лицемерно называемых лакеями.
А сейчас в нашем возке целых два окошка! Пусть стекло мутноватое и его постоянно приходится протирать ото льда, но оно того стоит! Сначала за окном проплыли, показавшиеся мне бесконечными улицы столицы. Вы даже не представляете, насколько красив и огромен город Петра! Затем пошли предместья, а далее лес. Я перемещался по скамье слева направо и обратно, стараясь рассмотреть как можно больше. Меня восхищало всё — дома, проходящие мимо повозки и, конечно, природа!
Когда мы переезжали первую речку, покрывшуюся льдом, я упросил Панина остановиться и с удивлением рассматривал это чудо. Майор рассказывал о воде, и её способностях переходить из одного состояния
Даже остановки на ямских дворах, не поумерили моего восхищения. Панин всё больше ворчал, пеняя на плохую пищу, хотя и захватил в дорогу повара. Пока мы ограничивались весьма скудным перечнем блюд, приготовленных из продуктов, взятых с собой из столицы. А ещё были те самые отхожие места, жутко раздражающие графа и веселящие князя. Чего говорить о ночлеге, когда Никита Иванович не мог сомкнуть глаз и уже готов был возвратиться. Но просьба императрицы сродни приказу и её необходимо выполнять.
Наставник, было, решил останавливаться в дворянских поместьях, расположенных вдоль тракта, но отказался от этой мысли. Во-первых, сильно увеличится время пути. А во-вторых, подобному изменению резко воспротивился поручик Столыпин[20], командовавший нашим конвоем. Молодой кавалергард весьма серьёзно относился к поручению и был весьма строг в вопросах дисциплины. Своих людей он не тиранил, да и в наши дела не лез, соблюдая некую дистанцию. Но при этом являлся педантом и формалистом, как обозвал его едкий на язык Щербатов.
Кстати, князь вёл себя спокойно и относился к происходящему с иронией. Панин сначала злился на шутки попутчика, связанные с отсутствием должных условий. Но затем смирился и начал посмеиваться вместе с Михаилом Михайловичем. В дороге оба наставника скинули столичный лоск и наносную щепетильность. Нет, выражения они выбирали, но стали заметно проще.
В первый день мне дали возможность насладиться дорогой и переварить полученные впечатления. А вот затем началось обучение. Приятно, что оно проходило в форме чтения лекций на определённые темы, перемежаемые спорами с оппонентом. Аргументы обоих вельмож мне давно понятны. Но оттого уроки не стали скучнее, а скорее, наоборот. Кроме лекций, я получил немало знаний о Северной войне, проходившей в этих краях и подвиге русской армии, победившей вопреки всякой логике. Здесь настало время Щербатова, который рассказывал об интригах, сражениях и реформах, упоминая мельчайшие подробности, но при этом умудрялся очаровывать слушателей. Даже Панин похвалил князя, чем сильно его удивил и порадовал. Я же снова впитывал знания и засыпал наставников множеством вопросов.
* * *
— Вставайте, мой принц, — раздался голос испанца, вырвавший меня из приятного сновидения, — Не время лежать, пора заниматься.
Дон Алонсо удивил моё небольшое окружение, изъявив желание ехать с нами. В отличие от француза и двух других учителей, осторожно отказавшихся от поездки, испанец был твёрд в своём намерении. Несмотря на учеников, оставляемых в столице, он решил продолжить издевательства над телом одного арестанта. Шучу, конечно. Но с каждой неделей наставник увеличивал нагрузки, не желая слушать никаких возражений. Я-то помалкивал, но в спор с учителем фехтования вступили его коллеги, испугавшиеся за моё здоровье.