Неожиданный поворот
Шрифт:
Тут до ее слуха снизу долетели звуки, которые она никак не ожидала услышать: кто-то в кухне разговаривал; и лишь теперь она вспомнила, что Эйден вернулся домой. Прислушавшись, она различила его мягкий баритон вперемежку с писком Мэдди. «Что там происходит?» — прошептала она, нахмурившись.
Подстегиваемая любопытством, даже не забегая за халатом, Джилл быстро спустилась в кухню. Представшее глазам зрелище еще больше насторожило ее.
— Эйден, что ты делаешь? — воскликнула она.
— Как видишь, развожу адскую грязь, — смеясь ответил Эйден. Сидя за столом с малюткой
Джилл приблизилась, моргая так, словно это могло помочь разрешить все вопросы.
— Я вижу. Но почему?
Эйден окунул ложку в банку с персиковым вареньем и сунул в жадный ротик Мэдди. Для человека, никогда прежде не кормившего ребенка, он действовал очень ловко. Странно как-то. Может, раньше он наблюдал за ней внимательнее, чем ей казалось?
— Я проснулся рано, — сообщил Эйден так, словно это все объясняло. Он и в самом деле был уже умыт и полностью одет.
— Но твоя лодыжка…
— …болит гораздо меньше. Правда, вряд ли мне захочется еще раз подниматься на второй этаж.
— И первый раз, наверное, не следовало.
— Я услышал, как зашевелилась Мэдди, — пояснил он, набирая новую ложку каши. — А ты вчера вечером так устала, что я решил дать тебе отдохнуть.
Внезапно Джилл почувствовала на себе его взгляд, ощупывавший ее от длинных нечесаных волос до босых ног, которые выглядывали из-под ночной рубашки. Достаточно плотная, из непрозрачного шелка, она, однако, так облегала ее тело, что подчеркивала все его формы, и Джилл вдруг почувствовала себя раздетой. Она поспешно села на стул и подперла голову руками, укрываясь от его взгляда.
— Как тебе удалось снести ее вниз?
Эйден заложил малышке в рот новую порцию каши.
— Я нес ее на левой руке, а загипсованная правая служила надежным щитом, чтобы она не упала на пол.
Джилл охватило странное и непонятное чувство.
— Нет, нет, тебе не следовало этого делать, — упрямо повторила она. — Лодыжка могла подвернуться на лестнице, и ты бы полетел вместе с ней.
— Я тоже подумал об этом, а потому спускался, сидя на мягком месте. Ей очень понравилось, — улыбнулся он. — Папа был смешной, да? — спросил он девочку, трепля ее за щечку и осыпая звучными поцелуями. Мэдди одарила его ангельской улыбкой.
Господи! Сколько раз в прошлом Джилл мечтала увидеть малышку на коленях отца! Как ей хотелось, чтобы Эйден понял, какое сокровище имеет в лице своей дочурки! Почему, почему это произошло лишь сейчас, то есть слишком поздно?
— Все же было бы лучше, если б ты позвал меня! — с раздражением заметила она. — И пожалуйста, больше этого не делай. Она такая живая! Оглянуться не успеешь, как выскочит из твоих рук.
— Не беспокойся, успею поймать, — твердо сказал Эйден.
— Нет, не успеешь, — с излишним упрямством повторила Джилл.
Эйден помрачнел, что было особенно заметно из-за осветившего его лицо луча утреннего солнца. На нем появилось вчерашнее выражение — недоуменное, вопрошающее, словно он пытается что-то себе объяснить.
— Ты уже завтракал? — резко спросила Джилл.
— Еще нет.
— А Мэдди, кажется, уже поела. Я возьму ее.
—
— Нет, надо. Я хочу. — Джилл встала и попыталась взять ребенка, но Эйден лишь крепче прижал дочку к себе. Джилл подумала, что они будто играют в перетягивание каната, только канатом им служит Мэдди. — Мне надо переодеть ее в дневное платьице. И ты ведь не смог сменить ей штанишки?
Эйден покачал головой.
— Ну, тогда бери, — согласился он, отпуская руку, обнимавшую Мэдди.
Джилл стала подниматься по лестнице, стараясь не вспоминать о разочаровании, которое она прочла в глазах Эйдена, забирая Мэдди. А как могла бы пострадать Мэдди, если бы он, споткнувшись, выронил ее из рук! Да о чем говорить — беда угрожала ей и внизу: по незнанию Эйден не помешал бы ей залезть в шкаф, где хранились лекарства, или забежать куда не следует.
Снимая с Мэдди запачканную овсянкой ночную рубашку, Джилл нехотя призналась себе в том, что ее недовольство вызвано не столько тревогой за Мэдди, сколько накопившейся в ее душе злостью на Эйдена.
Он не имеет права вести себя подобно заботливому супругу и любящему отцу, демонстрируя тем самым, какой моглабыть их семейная жизнь. Это нечестно.
Ибо подобный образ действий совершенно ему несвойствен. А раз так, значит, он ее как бы поддразнивает. Или и того хуже — обманывает.
Ну ладно, она, Джилл, все понимает. А Мэдди?
Что, если за время этой неожиданной интерлюдии она привяжется к отцу? А к нему тем временем возвратится память и он станет прежним Эйденом? Как отразится на девочке, если он уйдет из ее жизни, чтобы больше никогда и не вспомнить о дочери? Мэдди, разумеется, малютка, но лишиться любящего отца, какого он из себя разыгрывает, будет для нее большой потерей.
Джилл надела на Мэдди вязаный костюмчик розового цвета, выгодно подчеркивавший ее большие голубые глаза и светлые волосы, а напоследок, одолеваемая материнской нежностью, осыпала ее поцелуями.
Пусть этот ребенок появился на свет по недоразумению, можно сказать, в результате ошибки, этой оплошности Джилл будет радоваться до конца своих дней. Вся ее жизнь посвящена теперь этому маленькому существу, у нее одна цель — вырастить Мэдди здоровой и хорошо воспитать ее, чтобы она ощущала себя нужной и любимой и обладала чувством собственного достоинства.
В прошлом Эйден не желал и пальцем пошевелить ради благополучия их дочки. Да и теперешний приступ повышенного внимания к ней не сулит Мэдди ничего хорошего. Напротив, он может ей даже повредить. Джилл, конечно, знает — Эйден болен и нуждается во внимании, но не за него в первую очередь болит ее сердце. Главное в ее жизни — Мэдди. И если в интересах девочки — защитить ее от отца, ну что ж, Джилл так и сделает. А Эйдену придется покориться.
Когда Джилл выходила из дома, Эйден находился в своем кабинете, сидя у компьютера — искал «ключ к разгадкам», как говорил он. Она посадила Мэдди в автомобильное креслице, привязала и поехала с ней по разным делам — в химчистку, в банк, на почту, в магазины, — благо за время болезни мужа их накопилось более чем достаточно.