Непал без вранья
Шрифт:
– Да сложно сказать, – отвечает Люка, – ты просто это чувствуешь. Когда после нескольких бессонных ночей на земле, месячного рациона из одного риса и нескольких лет вдали от дома ты попадешь в обычные условия, по-настоящему начинаешь ценить то малое, что имеешь.
– Люди, – раздается голос из дальнего угла. Я нашел вас. Где бы я ни путешествовал, я нахожу вас. А вместе с тем – и себя самого.
Из темноты выныривает Чи и садится рядом со мной.
Маленький гибкий китаец, который путешествовал по миру в поиске звука. В каждом месте Чи разучивал новые инструменты, как, например, фортепиано в Грузии, дудук в Армении и бансури в Индии.
В Непал он приехал
– Сыграй нам, Чи, – просит Кенни.
Чи достает китайскую флейту сяо и играет красивую грустную мелодию – долго, пока все не расходятся и остаюсь только я.
– Я наблюдал за тобой, – говорит мне Чи. – Ты за весь вечер не проронила ни слова. Почему?
– Я пишу, – показываю ему свои каракули.
– А о чем?
– Обо всем. О вечере, о людях. О тебе вот пишу, – улыбаюсь я.
– В самом деле? – радуется Чи. – Дашь почитать?
– Когда-нибудь я обязательно переведу и покажу тебе.
– Это замечательно. Я тоже люблю писать.
– Правда? О чем же?
– Ну, это длинный роман о путешествии одной скрипки. Смысл там скорее в образах. Это история о времени, поиске и духовных перерождениях. Я часто задумываюсь об этом после медитации.
– Ты медитируешь?
– Да, – отвечает Чи, – я же буддист.
– А что ты носишь? – показываю на его красные нити вокруг запястий и лодыжек.
– Вот эти мне повязали в храме. А эти, – он показывает на левую руку, – мы носим всю зиму, а весной вешаем на ветку первого цветущего дерева.
Так мы проболтали полночи, а потом Чи ушел, оставив мне еще одно послание – он нарисовал на запястье китайский иероглиф и поцеловал его перед уходом. Послание было третьим по счету. Одно оставил Бонжара, который написал что-то на хинди в моей тетради. Другое было от Люка перед тем как уехать, он передал записку на итальянском. Все это я бережно храню до времени возвращения, когда переведу и прочитаю эти послания из прошлого. Эти вещественные доказательства того, что иное мировосприятие существует – и люди, которые не боятся в одночасье изменить свою жизнь и пуститься на поиски счастья.
Глава 3
И все-таки: индуисты или буддисты?
3.1. Во что же верят индуисты?
Молитвы из Пашупатинатха слышны издалека. Мы проходим небольшой индуистский рынок с религиозной атрибутикой: рыжими венками, свечами и благовониями, сладостями и праздничной мишурой. Отсюда и начинается непрерывный поток паломников, который течет в глубины старинной святыни, нередко – в последний путь. Ведь именно здесь, в главном храме бога Шивы, совершаются знаменитые индуистские кремации на берегу реки Багмати. Мы протискиваемся сквозь набожную толпу, чтобы получить билет тысяча непальских рупий за демонстрацию бренности тела. Тут же, у касс, нам предлагают духовный экскурс.
– Иностранцев внутрь храма не пускают, – сразу заявляет наш гид Кумар Рана. – Даже обращенным индуистам нельзя. Можно только тем, кто индуист от рождения. Ведь это место – одно из самых святых и почитаемых храмов во всем мире. Как Мекка для мусульман. Сюда стекаются пилигримы со всего света: Индии, Индонезии, Малайзии, Шри-Ланки…
– Надо снимать обувь? – спрашиваю я, рассматривая босые ноги индуистов.
– Нет, – отвечает Кумар. – Внутрь мы не пойдем, будем рассматривать храм только снаружи. Вот в сам Пашупатинатх в обуви
– А кто эти люди? – кивает Ася на поющую группу женщин и мужчин.
– Они пришли из Индии. Совершают церемонию очищения энергетики. На санскрите эта церемония называется джонаи, на непальском братубандэ. Прежде чем зайти в Пашупатинатх, каждый индуист должен пригласить брахмана священника – и совершить процедуру очищения. Только после этого он готов зайти в храм.
Мы поднимаемся по лестнице и становимся по левую сторону от Пашупатинатха за решеткой ограды.
– Это место самое близкое к храму, здесь обычно молятся и медитируют обращенные индуисты, – поясняет Кумар. – И отсюда мы с вами можем увидеть два главных входа. Всего их четыре, почти одинаковых, но с небольшими различиями. Вот у этого входа, – он показывает на статуи двух золотых быков, – стоят нанды. На них передвигается Шива, они у него вместо лошади. А вот у этого входа – лев, очень мощное создание. Оно принадлежит богине Кали…
Я разглядываю золоченую крышу храма, всматриваюсь в серьезные лица молящихся.
– Люди обычно приносят деньги, фрукты, цветы, краски и совершают кора. Знаете, что такое кора? – поворачивается к нам Кумар. – Это обход святыни по часовой стрелке.
– Как у буддистов? – спрашивает Ася.
Кумар кивает:
– И буддисты это делают, и мусульмане тоже. Все мы, верующие, имеем одни и те же правила. Ведь бог – это бог, земля – это земля, человек это человек, а солнце – это солнце. В Непале или в России небо для всех одинаковое. А разные правила – это то, что создают политические лидеры. Но Непал – одно из самых толерантных государств на свете. Все мы здесь живем вместе, не зря же Непал – это Never Ending Peace And Love. [21]
21
Аббревиатура: «Непал – бесконечный мир и любовь» (англ.).
Мы огибаем Пашупатинатх, Кумар указывает на процессию – девочка в красном платье и бритоголовые мальчики лет десяти.
– У этой девочки сегодня начались первые месячные, – говорит он, – в Непале это большое событие. Девочку наряжают в свадебное платье, украшают и ведут на благословление в Пашупати. А мальчики получают сегодня священную мантру, которая поможет им вспомнить прошлые жизни. А это, – Кумар показывает на небольшую пагоду в глубине двора, – храм Кали, самой безжалостной и кровожадной богини индуистской мифологии. Каждое полнолуние здесь происходят жертвоприношения. Когда-то, пару сотен лет назад, в жертвы приносили людей, выбирая их из тантрических монахов и астрологов. Сейчас мы используем животных: козлов, петухов, баранов и селезней.