Непереплетённые
Шрифт:
— Вы тот, кто меня расплетёт?
Доктор Роден смеется.
— Нет-нет, я присматриваю за твоим здоровьем, вот и все. Когда придёт время, дело сделают другие. Пожалуйста, скажи: а-а-а.
Он проводит стандартный осмотр, что кажется до странного нормальным в таких печальных обстоятельствах. Роден ведёт себя как обычный терапевт. От этого Колтону становится еще хуже — напоминает о чем-то заурядном посреди ночного кошмара. И есть ещё что-то в посетителе… трудноопределимое. Да, он доктор, но ощущение такое, словно он актёр, играющий роль. Наверняка его должность более значительна, чем простой лагерный
— Далековато ты забрался, — замечает Роден, осматривая уши Колтона. — И только для того, чтобы тебя схватили. Печально, правда?
— Когда? — спрашивает Колтон. — Скоро они… это сделают?
— У Да-Зей собственное расписание, — отвечает Роден. — Кто знает?
Закончив, он делает шаг назад и выдаёт общее заключение:
— Здоров. Ты не так давно в бегах, верно?
Колтон колеблется. Если он кивнёт, его расплетут быстрее? Он не знает, поэтому решает не отвечать вообще.
— Неужели меня действительно отслоят? — спрашивает он, хотя знает ответ и знает, как жалко звучит вопрос.
Роден оценивающе, немного дольше необходимого оглядывает пленника. «Он смотрит не на меня, — понимает Колтон. — Он смотрит на мои органы, сквозь меня. И видит долларовые купюры».
— Уничтожение мозга — официальная политика Да-Зей, — отвечает Роден. — Но есть альтернативы отслоению. — Он поворачивается, чтобы уйти, и добавляет: — А также есть альтернативы расплетению.
Колтона отводят в здание из шлакобетона и бросают в комнату с земляным полом, где обитают четыре других расплёта. Три парня и девушка, которую, возможно, схватили потому, что в темноте приняли за мальчика, но не стали заморачиваться и исправлять ошибку. «Какой несчастный вид у этих ребят, краше в гроб кладут», — думает Колтон. Вся обстановка комнаты: пять соломенных циновок, древний ламповый телевизор, скорее всего, не работающий, и довоенный дисковый плеер. Устаревшая техника, которую оставили здесь словно специально, чтобы поддразнить пленников.
— Сдаётся мне, весёлая была поездочка, приятель, — начинает разговор мускулистый австралиец лет семнадцати. Парень, похоже, из тех, кто третирует слабых, наверняка лупил очкариков-отличников, прежде чем подался в бега.
Колтон пытается хоть что-то сказать, но его все еще трясёт.
— А ты у нас молчун, да? — продолжает гроза лузеров. — Я Дженсон. Добро пожаловать в Волшебное Королевство.
Видимо, так они называют это место. Дженсон объясняет, что изначально это была шутка какого-то расплёта, но название подхватили и охранники, в итоге оно стало официальным. Этот заготовительный лагерь — один из семи, принадлежащих Да-Зей, — ближе остальных к тайской границе, примерно в полу-миле от неё.
Дженсон показывает на двух тайцев. Один, маленький и хрупкий, забился в угол и едва сдерживает рыдания. Второй, чуть покрепче, выглядит полной противоположностью первого — сидит в позе лотоса с бесстрастным выражением лица.
— Гэмон у нас плакса, — объясняет Дженсон. — По-моему, не говорит по-английски. Второго звать Кемо. Этот и не пискнет. Он хотел уйти в буддистский монастырь, но его продали Да-Зей, чтобы оплатить долги отца-игрока. А Гэмона продали, чтобы оплатить свадьбу его брата.
Дженсон пинает «плаксу» — не больно, только чтобы продемонстрировать власть, и
— Кончай ныть!
Всхлипы Гэмона переходят в хныканье.
— Он все время так выпендривается, когда приводят новичка, — продолжает Дженсон. — Будто хочет доказать, что он самый разнесчастный расплёт на свете.
Потом самозваный главарь внимательно осматривает Колтона.
— С тобой ведь не будет проблем, а? Достали уже проблемные расплеты.
— Ты здесь, похоже, давно, — замечает Колтон.
Собеседник слегка сдаёт обороты.
— Да уж, когда гостишь у Да-Зей, три недели кажутся вечностью.
Что до девушки, то имени своего она не называет и на приветствие Колтона отвечает ругательствами. По словам Дженсона, она русская и считает себя политзаключённой.
— Говорит, что она «pravda», то есть русский хлопатель, и убила семьдесят членов Да-Зей.
— Так и есть! — настаивает девушка. — Убью, если скажешь, что нет.
Кажется, она не в себе. В конце концов, хлопатель уже давно бы взорвался. Но Колтон понимает, что эти фантазии помогают ей прожить ещё один день. В каком-то смысле она не врёт — потому что сама верит в свою выдумку. И верит, что русское правительство заплатит за её освобождение и её экстрадируют. «Правде» не больше четырнадцати лет.
История Дженсона такая же, как у Колтона, только без девушки. Он сел в неправильный тук-тук, который привёз его к серому зданию. Дженсон раньше слышал про этот дом от других беглых расплётов и бросился бежать, как только понял, где оказался, но его транкировали. Он признаёт, что виной всему его собственная неосторожность, но за всё то время, что он в бегах, с ним ничего плохого не случилось, и он совсем расслабился. Думал, что после принятия в Штатах Параграфа-17 он в безопасности. Однако в Азии свои порядки.
— Вот же сволочная девка! — комментирует Дженсон, выслушав историю с Кариссой. — Ну, она ещё хлебнёт своего же дерьма.
— Надеюсь, — отвечает Колтон, улыбнувшись впервые за все то время, что он здесь. — Мне только хочется, чтобы именно я преподнёс ей это блюдо.
Крохотные комнатушки лагеря битком забиты подростками. Каждое утро ребят выталкивают на улицу, и те щурятся от яркого света, пока охранники выстраивают их в линию и осматривают. Из этого строя выдёргивают на расплетение. После чего все временно выдыхают. Пленников пересчитывают и скармливают им водянистую белковую пасту, о происхождении которой Колтон старается не думать. Проверяют, не появилось ли новых ран, сыпи или болезней. Заболевших отправляют в лазарет, где за ними присмотрит доктор Роден. Остальных заталкивают обратно в каморки.
К удивлению Колтона, оказывается, что старый телик работает. На сегодняшнем утреннем построении Дженсон обменивается дисками с другими ребятами и получает пару новых фильмов. Вообще-то это старые фильмы, которые никто не видел и не вспоминал с начала Глубинной войны, но лучше уж это, чем пялиться на бетонные стены. Или друг на друга.
По-видимому, таков ритуал Дженсона — после утренней поверки ставить диск с фильмом. Сегодня кино про невидимого инопланетянина в джунглях, вроде тех, что окружают лагерь. Как будто только этого и не хватало пленникам — у них и без всяких невидимок достаточно поводов для тревоги.