Неписанная любовь
Шрифт:
По крайней мере, не со мной.
Элли отвлекает меня от моих мыслей, выходя из его спальни и тихонько закрывая за собой дверь, прежде чем прислониться к ней.
Ее лесные глаза закрываются, и она испускает тяжелый вздох. Ее длинные светлые волосы лежат на талии, а их цвет кажется скорее серебряным, чем золотым из-за лунного света, проникающего через окно.
Мне редко удается взглянуть на Элли так, чтобы она этого не заметила. Обычно она фиксирует каждый мой взгляд, улыбку и фразу, заставляя меня
Элли не любит яркие аксессуары и одежду с дизайнерскими надписями, как, например, девятимесячная подружка моего кузена, Далия Муньос. Она также не из тех, кто следит за последними тенденциями в макияже или прическах, как Лили, другая сестра Муньос. На самом деле Элли отлично справляется с задачей скрывать свою индивидуальность, приглушая ее ограниченным выбором черной, белой и серой одежды. Я удивлен, что она не покрасила свои светлые волосы, чтобы соответствовать образу эдакой Барби, к которому она стремится, учитывая, что она предпочитает темные цвета.
Если бы не маленькие, изящные татуировки, разбросанные по всему телу, я бы счел ее настолько же интересной, как чистый холст.
Лжец.
Прекрасно. Она интересна, как холст, окрашенный только одним цветом.
Черным.
Глубокий, чернильный оттенок, подходящий к мрачной музыке, которую она включает поздно ночью, когда думает, что все уже спят. Она не знает, что я иногда слушаю ее из тени, но мне трудно сопротивляться тяге к ней. Ее музыка говорит со мной так, как никогда не скажут слова, и я не могу удержаться от того, чтобы не привязаться к ней в этом смысле.
Если дело только в музыке, как ты объяснишь, что тебя тянет к ней прямо сейчас?
Эта мысль выводит меня из оцепенения, и под моим ботинком скрипит половица, когда я выхожу из темного угла.
Глаза Элли распахиваются.
— Боже правый! Как долго ты там стоишь?
Несмотря на учащенное сердцебиение, я сохраняю спокойное выражение лица.
— Достаточно долго, чтобы заметить, что Нико уснул позже нужного времени.
Она встает во весь рост. Хотя она выше большинства женщин в городе, без обуви она доходит мне только до подбородка.
— Мы занимались с ним по Брайлю.
— Удивительно, что вам удалось вообще что-то сделать, учитывая сколько вы смеялись.
Ее глаза сужаются.
— Уверена, что юмор для тебя — чуждое понятие, но люди обычно смеются, когда читают что-то смешное.
— Неужели, — отвечаю я равнодушным голосом.
Что бы она ни собиралась сказать, ее прервал зевок.
— Это мой сигнал идти спать, — она пытается пройти мимо меня.
Не задумываясь, я вцепляюсь в ее локоть, прежде чем она успевает обойти меня. Тепло ее кожи просачивается сквозь тонкий барьер моей, посылая волну жара по моей руке.
Мне
— Как дела?
— Что? — она смотрит на мурашки, появляющиеся на ее коже.
Я отпускаю ее и делаю длинный шаг назад.
— Как у него дела с практикой по Брайлю?
— О, — она качает головой. — Хорошо, хотя, к сожалению, он унаследовал от тебя свое нетерпение.
Я смотрю на нее.
— Он против?
— Немного, но мы работаем над этим. Знаешь, если у тебя будет свободное время, тебе не мешало бы потренироваться с ним.
От постоянного страха у меня сводит живот, и я тону в негативных мыслях. Я очень старался заниматься с Нико, но за последние несколько месяцев мой сын постепенно закрылся от меня, и я не могу понять, почему. Что-то изменилось после каникул, и никакие попытки выяснить причину не помогают.
Ты мог бы спросить Элли, что она думает. Я отбросил эту мысль. Она не поймет, ведь у них с Нико совсем другие отношения, которые я одновременно люблю и ненавижу.
Я завидую той беззаботной и легкой связи, которая есть у Элли с моим сыном. И хотя я знаю, что несправедливо винить ее в их связи, я ничего не могу с собой поделать.
У Элли есть то, что я хочу. Нико с удовольствием проводит с ней все свободное время, в то время как меня он отталкивает без всякой задней мысли, заставляя чувствовать себя бесполезным и подавленным — две эмоции, которых я десятилетиями пытался избежать.
— Почему бы тебе не присоединиться к нам завтра во время вечерней сказки? — спрашивает она своим нежным голосом, который угрожает пробиться сквозь мою защиту.
— Нет, — я выгляжу еще большим засранцем, чем обычно.
— Почему нет? — то, как она смотрит на меня, заставляет меня чувствовать себя неловко, но не из-за того, как она это делает, а скорее из-за того, что она может увидеть, если будет смотреть достаточно пристально.
Труса, который предпочитает прятать свой стыд за ложью.
— Я не очень в этом хорош, — говорю я.
Морщины рядом с глазами Элли разглаживаются, и она перестает глазеть на меня.
— Я тоже не эксперт в этом. Когда у меня возникают трудности со словом или предложением, я говорю что-нибудь нелепое, и это всегда смешит Нико.
— Должно быть, это мило, — я едва ли могу заставить своего сына разговаривать со мной дольше нескольких минут, но вот Элли смешит его без всяких усилий.
Ее ледяной взгляд возвращается с местью.
— Что это значит?
— Ничего. Я бы присоединился к вам, но у меня уже есть планы на завтрашний вечер с Джулианом.
Она сморщила нос, как обычно, когда я выводил ее из себя.
— С каких пор?
Примерно десять секунд назад.
— С сегодняшнего дня.